Рядом с тобой

Двадцать лет назад, выйдя из вагона Баку – Харьков, Галя поехала в общежитие.

– Ты хочешь забрать вещи? – сухо спросила комендант.

– Нет, я хочу вернуться на свою койку.

– Вернуться?

– Да, я заплатила до третьего ноября.

Комендант осклабилась:

– У меня нет мест.

Не раздумывая, Галя выпалила:

– Пятьдесят рублей с сегодняшнего дня.

Видимо, сумма впечатлила коменданта, и она с ухмылкой сказала:

– Это другой разговор. Твоя койка свободна.

– А что с комиссией?

– Вчера уехала, – она откинулась на спинку, – давай деньги.

– Сейчас.

Легко сказать – сейчас! Она что, на улице найдет полсотни? Галя поднялась в комнату. Соседки дома не было. Оставив Ромку на кровати, она перенесла вещи из кладовки и побежала в детскую кухню. Вернулась, покормила Ромку и, раскладывая вещи по полкам, лихорадочно думала о том, что можно продать прямо сейчас. Она уже все вынула из сумки, оставив там самое ценное: пакет с фотографиями, папину шкатулку, пустой флакончик из-под духов и пуговицу – и вдруг вспомнила, что Салман печатал фотографии на своем фотоувеличителе, они его купили за шестьдесят рублей.

Через полчаса она была в фотолаборатории строительного института.

– Не надо забирать, – сказал завлаб, – приходи и печатай.

– Я не буду печатать, я продам.

– Он никому не нужен.

– На барахолке на все есть покупатель. – Галя положила Ромку на стол и раскрыла дорожную сумку.

– Сколько ты хочешь? – спросил завлаб.

– Пятьдесят рублей за все.

– Это много.

Она поставила фотоувеличитель в сумку.

– Где резак? Ванночки? – она смотрела на завлаба.

Тот почесал затылок:

– Ладно, сорок рублей…

– Где резак?

Завлаб достал из кошелька пятьдесят рублей, и с этой минуты начал действовать ее план.

Каждый день она моталась по городу как сумасшедшая, ей казалось, что она даже спит стоя. Она все делала механически, забыв о чувствах. Если что-то сразу не удавалось, она «включала мантру на успокоение» и вскоре получала желаемое. Так было во всех ее действиях: не берут кофту на комиссию – она идет в другую комиссионку, и там берут. Не берут в Харькове – она едет в пригород. Так ей удалось распродать все вещи, оставив брюки, черную велюровую юбку, белую батистовую блузку и изумрудный свитер – с ним она расстаться не могла. А вот с браслетом из улиток рассталась без сожаления – за него отвалили тридцать пять рублей! Что она будет носить, когда придет весна, сейчас не важно. Придет весна – придет решение. Единственное неудобство – часто приходилось стирать и сушить одежду на едва теплой батарее, потому что сушить в подвале общежития она боялась, особенно после того, как у двух девочек украли с веревок мокрые вещи. Зато у нее были деньги. Она написала Марковне, что готова продать дом хоть завтра. Марковна тут же ответила, что проявляет интерес Сурэн, якобы Анюткина сестра не прочь переехать из деревни под Рязанью в Березино.

Галя решила ехать в Березино сразу после зимней сессии – Ромке уже будет полгода, но тут встряла Томка. Она пояснила, что если Галя продаст дом, находясь в браке с Салманом, то он сможет претендовать на какую-то часть денег. На какую – непонятно, но сможет. Еще чего не хватало, подумала Галка, оставила Ромку на соседку и помчалась в Кочеток, на развод подавать. Первая встречная тетечка проинформировала Галку, что в Кочетке нет суда и ей надо ехать в Чугуев. Надо – значит, надо. Нацеленная на победу, Галя дождалась обратный автобус, немного подморозив ноги в туфлях – увы, толстые шерстяные носки спасают, когда бежишь, а не когда стоишь. Суд еще был открыт, она написала заявление, оплатила пошлину и вернулась в Харьков. Через полтора месяца ее вызвали в суд и показали согласие Салмана на развод. Согласие было напечатано на машинке, и подпись Салмана заверена нотариусом.

– У вас есть общее имущество? – спросила судья.

– Нет, – ответила Галя.

– Приезжайте через две недели за решением суда.

Так, между двумя экзаменами, она перестала быть женой.

Это потом она начала сомневаться, что подпись на согласии поставлена рукой Салмана, а в тот день она слушала решение суда и в голове вертелась одна и та же фраза: «Как все просто, как все просто!..» Вернувшись домой, она много раз перечеркнула в книжке их слова. Хотела вообще оторвать низ страницы, но решила не портить книгу. Маме это не понравилось бы, а тем более папе: он запрещал загибать углы – не дай бог, увидит развернутую книгу, лежащую на столе вверх обложкой, сразу обвинит в бескультурье и отсутствии уважения к источнику знаний. А если честно – она теперь даже на Цвейга смотрела с позиции: «А вдруг надо будет отнести в букинистический магазин?»

В начале февраля она получила решение суда, отпросилась в деканате и помчалась с Ромкой в Березино.