Рядом с тобой

Сосед расплывается в улыбке, руку Салману протягивает – смышленый оказался. И Салман ему протягивает. И ничего не говорит.

Никогда в жизни она не видела такого замешательства, такой растерянности, такой смертельной безысходности в глазах. Синие глаза мечутся, на доли секунды задерживаясь на ее лице, и вдруг становятся сухими и блеклыми, в них не отражается яркое солнце. Галя смутно осознает, что сделала что-то не то, но ничего менять не хочет – что-то внутри нее восстает против зарождающегося желания прекратить этот цирк, пригласить Салмана в дом, поговорить. В несколько мгновений Салман будто высыхает, прямо на ее глазах. Черты его лица заостряются, и он будто уменьшается в размерах. Его рука висит в воздухе, будто он снова хочет протянуть ее для пожатия. Рука становится все меньше и меньше. Галя хочет закричать, что все это ложь, что этот, с бидоном, чужой, что она все еще любит только его, что хочет простить его, хочет, чтобы он помог ей в этом. Но она молчит – мысль не согласна с сердцем, Галя хочет, чтобы Салман страдал, как она…

– Будьте счастливы. – Он прячет руку в карман и уходит.

– Спасибо, – бодро отвечает сосед, – всего хорошего.

Она смотрит ему в спину. Он забыл о коробке, а она не может произнести ни слова. Его походка какая-то деревянная, будто он неживой, робот. Он останавливается, возвращается, берет коробку и протягивает ей. А потом что-то в руку сует – деньги.

– Сыну отдай.

– Спасибо, – лепечет она.

– Это ваш муж? – спрашивает сосед, когда Салман уже скрылся за углом.

– Да, это мой муж. Бывший…

Она посылает соседа к черту и возвращается домой. Марковна и Ромка уже сели завтракать.

В коробке немецкая железная дорога, здесь такие не продают. Ромка и Марковна садятся собирать дорогу, а Галя идет на работу. С того дня отношения с соседом испорчены. Это хорошо.

В феврале восемьдесят четвертого Марковна поехала в Полтаву на юбилейную встречу выпускников медучилища и вернулась с ошеломляющей новостью – она встретила мальчика, фельдшера, которого еще в школе любила. Он уже не мальчик, он дедушка и вдовец, и они хотят последние годы прожить вместе. Галка про себя посетовала, что снова будет одна, и они занялись разменом квартиры. Марковне понравилась двухкомнатная на Салтовке, возле будущей станции метро. Она в нее не вселялась, а сразу поменяла на Полтаву, на центр города, и в середине лета уехала.

Галя и Ромка поселились в трехкомнатной квартире на Сумской, с высокими потолками, обустроились, побывали в гостях у Марковны и вернулись домой, чтобы снова жить вдвоем.

Ромка пошел в школу за Сумским рынком, а Галю перевели на должность директора новой школы на Салтовке. Однажды в сберкассе на Пушкинской она встретила женщину, в квартире которой сейчас жила. Галя меняла облигации послевоенного займа на рубли. Женщина эта с первого дня смотрела на Галю исподлобья, потому что муж ее засматривался на Галю. Уже поселившись в их квартире на Сумской, Галя узнала от соседки, что муж этот редкий кобель, ни одной юбки не пропускает.

– Тут тебя цыганка разыскивала, – сообщила женщина; в голосе претензия.

– Цыганка? Когда?

– Неделю назад.

– Вряд ли меня, – хмыкнула Галя.

– Она спросила, здесь ли живет Галя.

– И что?

– Муж прогнал ее. К нам будут еще приходить цыгане? – Бровки поднялись.

– А вы соседей расспросите.

– Зачем?

– Может, до меня в вашей квартире жила Галя, которая дружила с цыганами.

– Этого еще не хватало!

– Цыганка была старая?

– Нет, молодая, а что?

– Да ничего…

Галя усмехнулась: может, это бабушка Лейла присылала гонца, чтобы исправить предсказание? С мужем-красавцем она угадала, а вот с вечной любовью промахнулась.

– Знаете, мне тоже недавно был странный звонок, – сухо произнесла Галя. – Вас разыскивал мужчина.

– Меня?! – Женщина напустила на себя важность. – Этого не может быть.

– Может – не может, но звонок был, с полгода назад, поздно вечером. Снимаю трубку и слышу: «Здравствуй. Не узнаешь?»

– Нет, это не мне звонили, я женщина замужняя…

– Я так и сказала – я замужем, а в такое время вообще неприлично звонить.

– Правильно сделали. А вы разве замужем? – Подбородок вверх, в голосе превосходство.

– Нет, но я решила так ответить, чтоб наверняка. Извините, моя очередь…

Галя получила деньги и вышла на улицу.

На сердце снова тяжесть, как в тот вечер, полгода назад. «Неприлично звонить в такое время замужней женщине». Дальше она понесла такую околесицу, что там положили трубку. А если это был он? Он слушал ее и не перебивал. Просто слушал. Почему он не перебил ее, не закричал?! Салман не умел кричать. Он не умел злиться, не умел долго держать обиду – вспыхнет на доли секунды, где-то внутри себя, и тут же отходит. А может, это был вовсе не он? Эта мысль успокаивала.