Рядом с тобой

Рома опустил стекло. Галя тоже опустила. Она всматривалась в темноту за окном, не в силах различить ни дома, ни деревья, ни заборы, а ведь они должны там быть, она это помнит, несмотря на животный страх, тогда сковавший ее. Она помнит все до мельчайших подробностей – от того, во что был одет директор ресторана, до слов мерзкого проводника. Сколько раз она вспоминала тот осенний вечер, когда с Ромкой на руках вышла из автобуса! Казалось, каждая минута навсегда запечатлелась в ее памяти – она хорошо помнила железнодорожный вокзал, станцию «Минутка», автобус, длинный забор, дорогу, через которую перебегала под мелодию программы «Время», улицу Светлую с ее яркими фонарями на столбах, ворота, ручеек, железобетонные плиты, дома напротив, лай собак, мычание коров. Теперь же, глядя по сторонам, она не могла понять, где находится. Да, они въехали в Аргун с другой стороны, но что случилось с городом? Черные скелеты домов, когда-то наполненных жизнью, разрушенные заборы, покореженные ворота…

«Я заберу его отсюда, завтра же заберу и увезу», – подумала Галя, осознавая, что Салман живет среди всего этого. Доживает последние дни. А может, все не так? Да, она увезет его в Харьков и, если надо, продаст квартиру, но его вылечит. Не может быть, чтобы его нельзя было спасти!

Машина свернула направо и въехала на освещенную улицу. По обе стороны улицы кучками стояли мужчины в шляпах и круглых шапках и женщины в платках. Бегали дети.

– Это вас встречают, – сказал Хасан.

Дети замерли, провожая внедорожник любопытными взглядами. Галя обернулась – оставшиеся позади шли за медленно двигающейся машиной.

Рамзан остановился сразу за перекрестком. Галя помнила этот перекресток – дом Салмана в нескольких метрах впереди, справа. Сначала гараж, потом два окна, потом ворота. Всматриваясь в толпу, она до боли сжала кисти рук.

Рамзан остановился и выключил двигатель.

Галя не могла выйти из машины – в свете фонарей она увидела Салмана, его поддерживали под руки двое мужчин. Он в синем свитере, в ее синем свитере… Улыбается и смотрит на нее запавшими глазами. Все внутри оборвалось, еще немного, и сознание покинет ее – это он! Но почему он такой желтый и такой худенький? Он не может быть таким, ему всего сорок два года… Ах да, он болен… Он умирает… Умирает? Умирает!

Она с силой толкнула дверь и выскочила из машины. Несколько мгновений она стояла неподвижно, и вдруг волна нежности и любви, любви более материнской, чем женской, накрыла ее и потянула к любимому, к его синим глазам, доброй улыбке, нежным рукам… Только это осталось в памяти – ничего плохого. Плохое стерлось, будто по нему прошлась ластиком быстрая и сильная рука – его больше нет, оно не должно влиять на сегодня, каким бы ужасным, печальным и трагичным ни было.

Она подбежала к Салману и остановилась, не зная, как его обнять. Он вдруг вытянулся в струнку, и его руки, оставив плечи мужчин, взлетели, как крылья. Мужчины расступились и передали его Гале – рука в руку, глаза к глазам. Он обнял ее, слегка надавив на плечи, – он был почти невесомым. Она вжалась в него всем телом, прилипла щекой к его впалой щеке.

Он дрожит как осиновый листочек на ветру и шепчет:

– Галинка… Родная… Любимая… Я ждал. Я знал, что увижу вас. – Его взгляд остановился на ее лице. – Ты совсем не изменилась.

Она кусает губы. Как же он изменился! Личико узенькое, высохшее, улыбка виноватая. Она чувствует под ладонью выпирающие ребра, слышит биение его сердца.

– Родная… – Он убирает прядь волос с ее лица.

– Родной мой! Любимый! Жизнь моя! Что же это такое?!

В одно мгновение, кадр за кадром, она видит всю их короткую совместную жизнь – Березино, клятва, Харьков, свадьба. Кадры меняются, но Салмана в них больше нет. Как же все странно, как быстро, как непонятно! Как трудно все осознать! Сколько еще минут, часов или дней отвела им судьба? И почему она вот так распорядилась их жизнями? Чего она хочет от них? Зачем лишила их простого счастья, доступного многим? Зачем в сорок два года отнимает жизнь у красивого, сильного, доброго человека?! Зачем дает и сразу забирает у Ромы отца?

Щека к щеке, слеза к слезе…

– Прости меня, – шепчет она.

На свитере не видно следов от слез. Он снова смотрит на нее, и она читает в его глазах – ах, как она умела в них читать! – счастье. Детское, наивное, мечтательное, оно всегда жило в нем. Неужели он не растерял его?

– Это ты меня прости. Я заставил вас приехать в ад… Спасибо твоему мужу, что отпустил вас, я благодарен ему, обязательно передай ему мою благодарность. – По его лицу пробегает едва заметная судорога боли.

– Я обманула тебя. – Она давится словами. – Я не была замужем, я хотела… Хотела сделать тебе больно. – Она захлебывается последним словом.

Галя боялась его произнести, но решилась – она должна говорить верные слова, должна говорить правду, без этого все рухнет.

– Ты тоже одна? – Он всматривается в ее глаза.

– Да, – она часто кивает.

Он одними губами произносит:

– Как же так…

Она давится слезами:

– Прости… Прости меня!