Он смотрит куда-то сквозь нее, вздрагивает, и на его лице появляется выражение счастья. Он обнимает ее:
– Любимая… Галинка… Прости меня…
Он гладит ее по голове, как маленькую, будто успокаивает, целует голову, в лоб. Все вокруг качнулось, пошло волнами. Краем глаза она видит, как Рома обнимается с толстой старухой. Это Яха. Рядом стоит старик в шляпе. Он прижимает Ромку к себе. Это же дядя Абу.
– Иди к отцу, – говорит дядя Абу и подталкивает Рому в спину.
Ромка на миг останавливается, смотрит на отца. Салман вздрагивает, расправляет плечи и снова становится выше. Они зарываются в плечи друг друга, и Салман обнимает сына, будто накрывает огромными крыльями.
Они стоят втроем, сомкнув головы, в плотном кольце людей, отгораживающих их от разрушенных и сгоревших домов, ворот с дырами от пуль, обугленных стволов деревьев, заборов, поваленных танками. Кто-то тихо плачет, кто-то шепчет: «Какое счастье!», кто-то – «Какое горе!», кто-то – «Аллах с вами». Галя слов не понимает, она только чувствует под руками худые плечи любимого, слышит, как он дрожит, как тяжело дышит. Как всхлипывает сын. Напряжение спадает, руки размыкаются.
– Папа, обопрись на меня, – говорит Ромка и хватает внезапно ослабевшего отца под мышки.
К ним подходит мужчина, похожий на Салмана.
– Меня сын поддержит, – говорит Салман мужчине. – Сынок, это Руслан, твой дядя.
Подходит Абу, обнимает Галку и шепчет:
– Прости, дочка.
Хочется кричать от горя. Она обвивает руками его шею:
– Простите меня, отец!
Лицо дяди Абу уплывает в сторону, и вот уже руки Яхи лежат на ее плечах, тянут вниз. Галя наклоняется, прижимается щекой к ее платку.
– Прости меня, дочка, – истошно вопит Яха, – прости!
Яха берет ее за руку и ведет во двор, освещенный фонарями. Краска на воротах облупилась, в нескольких местах рваные дыры. Бетонных плит нет, канала с ручейком тоже нет. Во дворе нет тротуара. Слева был дом, но теперь его тоже нет, вместо него большой навес из брезента. Салман опускается на скамейку под навесом, Ромка садится рядом. Они держат друг друга за руки.
– Сядь рядом, – говорит Руслан Гале, – я вас сфотографирую.
Галя садится. Салман обнимает ее и сына за плечи. Они втроем. Они семья. Потом фотографируются с дедушкой и бабушкой: Ромка между ними, по бокам Яха и Абу, их пятеро, они полноценная семья. Среди людей, заполнивших двор, Галя видит Зарган, она стоит возле забора, в глазах блестят слезы.
– Зарган, Люба, идите сюда! – кричит Салман.
И снова щелчки фотоаппарата.
– Прости меня, – шепчет Зарган на ухо.
– Прости нас, – шепчет Люба.
Галя касается их рук:
– Вы не могли иначе…
– В мире нет мужчины счастливее меня, – шепчет Салман.
Он улыбается. Внезапно по его лицу проходит судорога, взгляд стекленеет. Он задерживает дыхание и тихо стонет.
Галя хватает его за руку:
– Что с тобой?
Он не отвечает и так стискивает зубы, что на его скулах проступают желваки. Подходит Руслан и помогает ему подняться на ноги. Салман не может сделать и шага. Он дрожит, опираясь на плечи Руслана. Внутри у Гали все холодеет.
– Папа, я могу отнести тебя на руках, если ты разрешишь, – говорит Рома.
Салман обнимает сына за шею. Рома поднимает его легко, как если бы это был ребенок. Во дворе воцаряется полная тишина. Галя ловит на себе беспомощный взгляд Абу и срывается со стула.
– Не ходи туда! – кричит Абу и вскидывает руку.
Галя останавливается:
– Почему?
Абу мотает головой:
– Не ходи, ему это не понравится.
– Я же могу помочь…
Абу снова отрицательно трясет головой:
– Не ходи, дочка, не надо, с ним Тимур, он врач, он делает все, что нужно.
Галя медленно опускается на ступеньки крыльца. Двор почти опустел, а она и не заметила. Где-то совсем близко стрекочет сверчок.
Абу садится рядом.
– Спасибо, дочка, что приехала, – тихим голосом произносит он. – Ты даже не представляешь себе, что для нас сделала. – Он опирается локтями о колени и сжимает кисти. – Спасибо…
Так близко его худое исстрадавшееся лицо, тусклые от горя глаза… Нежность захлестывает Галку, она порывисто обнимает Абу и прижимает голову к его плечу.
– Знаешь, когда Салман признался, что любит тебя? – спрашивает Абу, и она слышит в его голосе отголоски давней радости.
– Нет.
– Зарган, расскажи.
Зарган задумчиво улыбается и, придерживая юбку, садится напротив на низенький табурет.
– Мы были в восьмом классе. Шли из школы, а он о тебе рассказывал. Он по десять раз на день о тебе рассказывал. Только мне, больше никому, это был наш секрет. Подошли к дому, а он остановился и говорит: «Я тебе что-то скажу, а ты никому не говори». Я пообещала не говорить. «Я люблю Галинку и женюсь на ней». – Зарган запинается и теребит пуговицу на халате.
Снова молчание.
– Галинка, – Абу тяжело вздыхает, – у тебя, наверное, к нам много вопросов? – Морщины-ущелья на его лице становятся невыносимо резкими.
– Нет, отец, – Галя мотает головой, – прошлое уже не имеет никакого значения… никакого.
Взгляд Абу долгий и пристальный.
– Ты мудрая женщина. – Он гладит Галку по плечу. – А что это у тебя на шее? – Он подслеповато щурится.
Галя снимает цепочку:
– Вы должны помнить это. – Она кладет крестик на ладонь Абу.