Следователь тяжело вздохнул, поставил на стол паяльную лампу и принялся ее разжигать. Существо расширило глаза, глядя на эти приготовления. В следующие полчаса по звукоизолированному помещению гуляли дикие крики существа, которое точно не было человеком. Лучше всего существо реагировало на работу с его первичными половыми признаками, что и позволило следователям сосредоточиться на обработке одной области. Когда, по мнению следователей, рыдающее существо было готово отвечать, начался допрос.
— Имя?
— Джеймс Поттер, — ответило сломленное существо, и следователи переглянулись.
— С какой целью вы появились сегодня у дома Грейнджер?
— Уничтожить того, кого магия рода считает наследником и его грязнокровку заодно.
— Как вы хотели это сделать?
— Огнем, чтобы помучился.
— Являетесь ли вы биологическим отцом Гарри Поттера?
— Да, но это ничего не меняет.
— Где его мать?
— Волки съели… А-а-а-а-а! Не на-а-адо!
— Где его мать?
— Я привязал ее к дереву в лесу, через неделю там никого не было, значит, съели.
— Зачем вы это сделали?
— Дамблдор сказал, что эта грязнокровка должна умереть. Пришлось сначала убить Сириуса, который ее защищал.
— Зачем Дамблдору нужно было, чтобы она умерла?
— Чтобы сын жил несчастным и сдох быстро.
— Что вы собирались делать дальше?
— Выжечь всю поганую кровь и принять род. Эти придурки верят в Темного Лорда!
— Почему придурки?
— Нет никакого темного Лорда и никогда не было!
— Я полагаю, этого достаточно, — сказал присутствовавший начальник базы.
— Да, сэр, — ответил ему следователь.
— Утилизируйте существо, — вздохнул начальник базы.
Две высокотемпературные горелки отлично справились с задачей утилизации существа, которое не могло быть человеком.
***
Гарри с Гермионой давно были дома, тренировались и уже смогли стать на ноги под присмотром врача. Когда Грейнджеры увидели в первый раз ноги детей, они плакали, обнимали и целовали обоих, настолько велико было счастье родителей.
— Мама, папа! Я стою! Я стою! Смотрите! Я смогла! — визжала Гермиона от счастья, впервые поднявшись на ноги, а Гарри только молча плакал, смотря на любимую.
Это было счастье, огромное, невозможное счастье, которое сразу же отпраздновали. А потом смог встать и Гарри. Они стояли, обняв друг друга, целовались и плакали. Слезы стекали по щекам Гарри и Гермионы, которые стояли на своих ногах. А потом они вместе, держась за руки, сделали первый шаг. Свой самый первый шаг в этой жизни.
Ходить было сложно, тяжело, непривычные к нагрузке ноги так и норовили подломиться, но они шли. Плакала мама, глядя на это чудо, плакал папа, не надеявшийся уже увидеть, как его дети идут. Идут своими ногами. Идут в свое будущее. И хотя они быстро уставали, предпочитая больше передвигаться в привычном кресле, но дело было практически сделано.
Это был лучший подарок из возможных и невозможных. А под самый конец каникул пришел Северус Снейп и привел зеленоглазую рыжеволосую женщину.
— Гарри, — сказал зельевар. — Это твоя мама, только она тебя не знает и вообще ничего не помнит.
— Понятно, — кивнул мальчик. — Стерли личность?
— И личность и навыки до девятилетнего возраста, — подтвердил догадку Северус, а Лили старательно отворачивалась, стараясь не смотреть на мальчика в инвалидном кресле.
— Я понимаю, она не моя мама сейчас, профессор, — улыбнулся Гарри. — Она сейчас Лили Эванс, ваша невеста или дочь, вот не знаю. А моя мама — вот, Эмма Грейнджер.
Северус был рад тому, что этот необыкновенно умный мальчик понял и не будет претендовать на маленькую девочку в теле своей матери. Мальчик по-доброму улыбался, глядя на Лили и сочувствовал Северусу, когда Лили привстала на цыпочки и громким шепотом сказала зельевару:
— Северус, я писать хочу.
— Вот об этом я и говорил, удачи вам, профессор, — пожелал улыбающийся Гарри.
Когда Северус с Лили уже уходили, мистер Грейнджер сунул тому в руку незапечатанный конверт, в который профессор Снейп взглянул только дома. Взглянул, прочитал сухие строки протокола допроса и вздохнул с облегчением — Лили была отомщена.
***
С каникул, немного запоздав, юные Гриффиндоры возвращались уже без кресел. Они прошли колонну и сели в поезд. Когда их увидели девочки барсучиного факультета, то устроили такой радостный визг, что в поезде чуть стекла не посыпались. Теперь оставалось только учиться. Поезд гуднул на прощанье и отправился в школу.
А в школе был счастливый Невилл, обретший родителей и питомца. Питомцев была зеленая жаба по кличке Элджи, она жила в стеклянном шаре, который Невилл иногда, когда никто не видел, ставил на горелку, обеспечивая питомцу немало ярких минут. Дома его ждали папа и мама, живые и здоровые. А в Мунго лежало затейливо перекрученное нечто после визита Ксенофилуса Лавгуда. Нечто могло только похрюкивать и с обидой смотреть единственным глазом, который теперь венчал копчик этого существа.