Рядом с врагом

— Поговорю с Чернецким… — машинально повторил Орлянский. Он знал, что Ольга уже не слушает и весь предполагаемый разговор с пьяницей и дебоширом столяром Чернецким мало что даст.

Наскоро перекусив, он вновь обнимал Ольгу за плечи, рассказывал ей о поездке, о встречах.

Или он не мог равнодушно рассказывать, или Ольга брала себя в руки. Настроение жены менялось. Слушала она Орлянского с большим вниманием, изучающе рассматривая его лицо.

— Ой, уже скоро утро… — неожиданно объявляла Ольга.

Они смотрели на часы и смеялись. Спали в этом доме очень мало. Беспокойная жизнь Орлянского диктовала свой порядок. В двери дома могли постучаться в любое время дня и ночи. Какой-нибудь лесник, добиравшийся до райцентра двое-трое суток, считал необходимым явиться к секретарю райкома сразу же по приезде.

— Вы уж извините, Ольга Константиновна… — вздыхал гость, потоптавшись на пороге. — Оно все равно скоро утро…

— Вот и будем завтракать…

— Оно действительно хорошо с дороги чайку…

Неловкость исчезала, и гость, удобно раеположившись на диване, уже набивал трубку отменным самосадом, от которого «комары в лесу дохнут».

В первый год жизни в Червонном Гае Орлянский тоже пытался извиняться перед женой за этих полночных гостей. Но однажды она сказала просто и прямо:

— Не нужно. Они же к этой двери идут издалека. Ждут не дождутся, когда постучатся в нее, когда она откроется… И больше об этом не надо.

Снова летали руки над столом, собирая нехитрый ужин или завтрак. Потом эти же руки перебирали школьные тетрадки, книги. Ольга уходила на работу рано. В школе занятия шли в несколько смен и начинались на рассвете.

Редкие часы, когда им удавалось побыть вместе, они называли литературными.

Орлянский лежал на диване, прикрыв глаза. Со стороны могло показаться, что он спит или дремлет.

Но он слушал Ольгу. Для этих редких часов они припасали много новых книг и журналов.

Ольга тоже забиралась на диван и, поджав ноги под себя, читала. Она умела хорошо читать. Орлянский держал ее руку в своей и слушал. Нет, вернее, он наслаждался ее голосом и строками стихов.

Ольга знала, что, как бы он ни уставал, заснуть в такие минуты не сможет.

Наверное, она втайне мечтала о скором отъезде в город?

Ольга и на это ответила просто.

— Конечно, в городе интересней. Но здесь тебя полюбили…

Этой фразой она предугадала результаты отчетно-выборной конференции. Орлянского вновь избрали секретарем райкома.

По праздничному виду стола он понял, возвратившись домой, что иных результатов Ольга не ждала.

…Ольга! Что с тобой? Где ты сейчас? Выдержишь ли?

Как глупо получилось! Задержка всего на полчаса, и… ты в руках врага. Жена секретаря райкома! Какой огромной ценой нужно расплачиваться за это звание.

Ольга… Ольга!..

Сжав кулаки, Орлянский резко встал и прошелся по землянке.

— Ольга! Подожди!

Кажется, эти слова он произнес вслух. Орлянский осмотрелся: так нельзя. Что? Сдают нервы? Так нельзя.

Дверь скрипнула, с порога до секретаря райкома долетели первые тревожные слова:

— В Сосновке эшелон готовят… Хотят угнать… в Германию… детей, женщин.

— Спокойней… — попросил Орлянский. — Спокойней и по порядку. Ну, что же происходит в Сосновке?

ВРАГ БЫЛ РЯДОМ

Жизнь в «Маленьком гарнизоне» шла своим чередом — напряженная, трудная жизнь. Минеры мастерили самодельные мины, ограждали подходы к расположению отряда.

Переодетые в крестьянскую одежду, разведчики бродили, словно по своим мужицким делам, в селах.

После таких посещений находили трупы полицаев, ненавистных народу. Пополнялись «склады» Опанаса Гавриловича новыми запасами продовольствия.

Вчера вернулся из «похода» Сотников, Он не спеша снял грязную рваную шапку. Отбросив ее в сторону, партизан глубоко вздохнул.

— Воздух-то какой чистый! Красотища! Ну и живете вы, черти, как на курорте!

Сам он отсутствовал всего три дня. Медлительность, с которой Сотников освобождался из «маскарадного костюма», его показное спокойствие сразу же заинтриговали окружающих.

— Ну, что там?

— Как дела? Как сходил?

Сотников, довольный общим вниманием, будто не слышал этих вопросов и продолжал, но выражению одного из бойцов, «гнуть свою линию про воздух».

— Вы понимаете, черти, что дышите чистым, советским воздухом? Цените ли это?..

Когда пожилой колхозник, махнув рукой, хотел отойти от Сотникова, тот понял, что больше не стоит томить товарищей.

— Знал кто-нибудь из вас в Хохловке заведующего чайной?

— Петро? Красный такой…

— Вечно под хмельком.

— Говорил, иначе нельзя, работа такая.

Сотников одобрительно кивнул головой:

— Он самый. Петро. Знаменитость хохловская.

Осмотрев присутствующих, Сотников спросил:

— А знаете, кем он был до вчерашнего дня? Не знаете. Полицаем был.

— Вот сволочь…

— Продался гадина…

Сотников, не слушая откровенных реплик, продолжал:

— Был полицаем. Да. И успел натворить…

— Был? — спросил пожилой колхозник. — Что ж, ты его перевоспитал?

— Пришлось… перевоспитать, — серьезно согласился Сотников и под одобрительный гул заключил: — Топором… по затылку.