Рядом с врагом

СУДЬБА ОДНОГО ОТРЯДА

Это, случилось хмурой осенней ночью. Небольшая группа парней, собравшихся в овраге района «Пятидорожья», совершила дерзкий налет на колонну немецких танков.

Танки двигались неторопливо, ровным походным маршем. Здесь, на завоеванной территории, они не ожидали нападения.

Но раздался лихой, словно в сказке, разбойничий свист. К дороге рванулось несколько полусогнутых фигур. И первая же метнула связку гранат. Один из танков, глухо зарычав, обессиленный встал на месте.

Второй, третий взрывы, беспорядочные очереди автоматов… Помогая всем разобраться в происходившей сумятице, над дорогой повисла осветительная ракета.

Резкий, требовательный голос офицера будто выбросил из следовавшего в колонне грузовика подразделение солдат.

Немцы растянулись цепочкой, побежали в сторону оврага.

Слишком поздно обратили партизаны внимание на этот маневр. Разгоряченные боем, преимуществом внезапного нападения, они швыряли гранаты в горящий танк. В тот первый, ими подбитый.

И в лихом свисте, и в криках, и в беспорядочной стрельбе было много удали, горячего желания смести с лица земли всю могучую колонну тяжелых танков.

— Бей эту сволочь!

— Круши гада!

— Так ему!

В сумятице выделялся парень без фуражки, с развевающимся чубом. Он стоял в нескольких метрах от дороги и пытался руководить боем. Сам того не замечая, парень не отрывал глаз от горящего танка.

— Горит гад!

— Круши!

— Еще хочешь?

И вдруг парень, охнув, схватился за колено. Поднять голову он уже не успел. Цепкие руки схватили пария и потащили к машине.

А в это время цепочка солдат, окружив овраг, почти в упор расстреливала партизан.

Крики стихали, только отдельные выстрелы гулко раздавались в овраге.

Офицер осмотрелся и, вложив пистолет в кобуру, подошел к пленному. Парень, еще ничего не понимая, вертел головой. Он уже не пытался вырваться из рук солдат. Он ждал, когда из оврага раздастся лихой свист и вслед за ним вырвется ватага товарищей.

Но овраг хранил гробовое молчание.

Парень видел, как немцы бережно подняли в машину только два трупа.

У машины выстроилось подразделение. Вероятно, командир решил проверить его состав.

Парень старательно вслушивался в чужую речь, стремясь понять смысл. Но не интонации команд, не эти четкие фразы постепенно донесли до его сознания суть происшедшего. Когда машина тронулась, парень еще раз посмотрел вокруг себя. За конвоирами, за рядами солдат темнел овраг, рядом с машинами шли танки, огибая горящий.

Один-единственный горящий танк!

И два трупа в машине!

И он!..

А где еще двадцать шесть человек?

От неожиданной мысли, осветившей, словно та яркая немецкая ракета, весь ход боя, он вскрикнул.

Конвоиры, сидевшие по бокам партизана, покосились на него.

Только один из солдат шепотом похвалил меткий выстрел офицера, давший возможность захватить живым главаря партизан.

Двадцать шесть!

Парень вспомнил комбайнера Славку, своего дружка. Это Славка отплясывал на его свадьбе, а потом вдруг вскочил на скамью, придвинутую к стене, потребовал внимания.

— Мои милые друзья, сегодня я прощаюсь с вами.

Его перебили:

— Ты, что ли, женишься? Водой его надо окатить…

— Тихо… — восстанавливал Славка порядок. — Мне нужно сообщить о переломном моменте в моей одинокой жизни.

— Ого! Интересно! — взвизгнула одна из девчат, предварительно схватив за руку Любу, Славкину зазнобу.

— Говори, комбайнер! Говори! Народ слушает тебя.

Люба поняла, в чем дело, и хотела вырваться из окружения подруг. Но и те девки не промах! Они дружно захлопали в ладоши.

— Объявляй, Славка, переломный момент!

— Тебе его давно не хватает!

— Говори, комбайнер!

И Славка сказал торжественную речь:

— Сегодняшняя пляска последняя… На чужой свадьбе последняя. Через месяц, закончив горемычную, одинокую жизнь, я спляшу на своей свадьбе. Кто хочет увидеть?

— Все!

— Мы!

— Я так и знал! — благодарно выдохнул Славка и низко поклонился. — Всех вас и ждем мы… с Любой.

— Вот как делаются дела! — крикнул подвыпивший плотник Фадей. — Это по-нашему… Гульнем и на Славкиной.

Но не пришлось Фадею гульнуть на свадьбе комбайнера. Сорвалась свадьба. Не до нее было через месяц. А Фадей тоже остался у оврага. Как не хотели его брать ребята в отряд!

— Сиди дома ты. Ведь трое под лавками бегают у тебя.

— Ну и что же, — удивлялся плотник, — побегают и без меня.

— У нас дело-то какое… Мало ли что случится.

— Понимаю, — кивнул Фадей побелевшей головой, — стар для вас, все комсомольцы, а я вроде хомута. Так, Алексей?

Алексея Фоменко, лучшего тракториста, комсомольского вожака, прочили в командиры отряда. К нему и обращался Фадей.

— Какой там хомут? — покраснел Алексей. — Ты служил в армии, ты нужный для нас человек. Да вот твои… Все-таки семья…

— А ты, Лешка, тоже семейный нынче стал… — в тон Алексею ответил плотник.

Фадей пригодился в отряде. Он первый подал мысль во что бы то ни стало вблизи деревни разыскать красноармейцев. И встретили двоих, без оружия, усталых и голодных. Конечно, не на такое пополнение, как он говорил, «из регулярной армии» рассчитывал Фадей. Но, чтобы не обидеть бойцов, он и вида не показал.