Рядом со мной (ЛП)

— Я ее… — Напарник? Бойфренд? Чмо, которое не сумело вовремя добраться до этого гребаного подвала, у которого в ящике для носков уже несколько дней лежит кольцо? Он смотрит на Эмму. — Я должен сам.

Но ему не нужно ничего делать, потому что открывается дверь, и Уильям сразу узнает женщину, стоящую между двумя мужчинами: это мать Виктории.

***

Мать Виктории безутешна, она виснет на Джоне Конрое, как персонаж дрянной мелодрамы девятнадцатого века. Ее первый муж был оперативником секретной службы, убитым при исполнении служебных обязанностей, ее брат, насколько известно Уильяму, так вообще нахер руководит секретными службами, а она выглядит нежным цветочком на грани обморока.

— Что случилось с моей Дриной? — кричит она, и Уильям рад, что ему есть на чем сосредоточиться: теперь понятно, думает он, почему Виктория из кожи вон лезет, чтобы не сталкиваться с матерью.

Он несправедлив к ней, но он не способен заставить себя ей сопереживать.

— Что случилось с моей дочерью? — повторяет мать Виктории.

Он смотрит на дядю Виктории. Хороший вопрос, на который ему тоже хотелось бы получить ответ.

О, Уильям знает, что случилось — он был там, чего он не понимает, так это почему.

Взглянув на него, женщина бледнеет.

— Боже мой! — восклицает она. — Это что, это кровь моей дочери?

И у него в голове словно щелкает переключатель — он не способен уже чувствовать к ней ни гнева, ни возмущения. Он знает, что она переживает сейчас, потому что пережил это сам, и никому на свете не пожелает такого душераздирающего горя.

— Что произошло? — всё повторяет и повторяет она, с каждым разом всё отчаяннее. — Что вы сделали с моей девочкой?

Он игнорирует ее слова, он даже не вздрагивает, вспомнив, что Каро сказала нечто похожее, когда умерла Эмили, он просто помогает ей сесть. Он ощущает на себе взгляды дяди Виктории и и Конроя — и как-то рассеянно понимает, что хоть и смыл кровь с рук, рубашка его всё так же вымочена насквозь.

— Вы должны были ее уберечь, она говорила, что с вами она в безопасности! — говорит мать Виктории — не говорит — кричит, и Уильям держит ее руки, потому что — ну что еще ему остается?

Она права. Он напарник Виктории, и он подвел ее, он так ее подвел.

— Достаточно, Мари-Луиза! — говорит дядя Виктории, говорит холодным, не терпящим возражений голосом.

Мать Виктории сжимает губы и отдергивает руки.

— Я полагаю, — обращается дядя Виктории к Уильяму, — что вы обладаете исключительным правом принимать медицинские решения в отношении моей племянницы. Я прав?

Исключительным правом? Такое вообще возможно?

Уильям кивает. О, если этот мудила хочет оспорить его право, он его просто убьет. Но дядя Виктории, кажется, читает его мысли:

— Не соблаговолите ли пойти со мной, чтобы ознакомиться с текущим прогнозом ее состояния?

Его глаза не голубые, как у Виктории, но взгляд и изгиб брови необыкновенно похожи. Только врет он гораздо лучше, чем Виктория.

Он переглядывается с Эммой, и та кивает. Она скажет ему, если что-нибудь изменится. Ему очень не хочется выходить, но дядя Виктории говорит:

— Это займет всего минуту, Уильям.

Уильям не агрессивный человек, никогда таковым не был, но он также никогда не ходил в рубашке, пропитанной кровью Виктории — всё когда-то бывает в первый раз, и едва они делают несколько шагов за порог комнаты, как он швыряет дядю Виктории к стене.

Леопольд выше него, Леопольд кажется совершенно ошеломленным этой его вспышкой, и это стряхивает с Уильяма последние остатки оцепенения.

— Вы использовали ее как приманку!

Он надеется, что ошибся, что Виктория просто оказалась не в то время не в том месте, но его слова, кажется, по-настоящему задевают Леопольда — и Леопольд ничего не отрицает.

Тот человек в подвале держал Викторию за шею, и Уильяму хочется, чтобы этот напыщенный засранец на собственной шкуре ощутил то, через что пришлось пройти его племяннице — он подозревает, что дядя Виктории при желании легко мог бы вырваться и вырубить его, но тот не делает и попытки.

— Она захлебывалась кровью, слышите? Вы использовали ее как приманку, и теперь она умирает! — шипит Уильям.

Это правда. Всё правда. И то, что Виктория кашляла кровью — и то, что ее дядя использовал ее как приманку, чтобы изловить человека, убивавшего оперативников МИ-6, и теперь она может умереть.

Он отступает на шаг. Леопольд смотрит ему в глаза. Он любит Викторию — он только-только начинает осознавать, что произошло, но Уильям не способен сейчас сочувствовать ему.

— Вы использовали наши с ней отношения, чтобы добраться до нужного вам человека, теперь-то вы счастливы?

— Она… предложила это добровольно, — не сразу отвечает дядя Виктории. В нем сейчас нет ничего от того мудака, с которым он когда-то сидел в машине. Леопольд выглядит до смерти напуганным.

— А, ну так это совсем другое дело, тогда всё в порядке, да? — Он совсем не удивлен, что Виктория вызвалась быть приманкой. Ох, как он будет зол, когда Виктория выкарабкается, когда ей зашьют аорту, когда она перестанет кашлять кровью. Сейчас ему нужно только одно: чтобы она выжила. Он просто не может ее потерять.