Рядовой для Афганистана

Я сжался в комок, словно мокрый котенок, и пытался услышать свою фамилию. Мне нужно было одно – попасть со своим взводным в один батальон, а там уж он заберет меня к себе. Я знал этого человека и по-настоящему доверял ему. Теперь мы с ним были на одной планете – на чужой. Скорее всего, это он забрал Витька и меня сюда, в Кабул, а то загремели бы мы в самое пекло – Джелалабад или Баграм, а может в сам Кандагар, где по рассказам «рэксов»²⁶ и ветеранов, шансов выжить практически нет.

Разобрали солдат в «полтинник», артполк, в 357-й полчок, саперный батальон, в отдельную 80-ю разведроту. Дошла очередь до батальона связи. Все тот же маленький капитан Сойкин стал называть рядовых и ефрейторов согласно своему списку. Меня и Витька в нем не оказалось. Мы переглянулись. Мне стало тоскливо и одиноко. Было такое чувство, что тебя выбросили на помойку, как нашкодившего щенка. Почему мы не идем в наш батальон? Витек прошипел: «Да и хрен с ними. Видать, Шурик, получим мы ордена посмертно! Доигрались». Сердце мое немного замерло, я ничего не ответил, закрыл глаза и мозгом увидел своего ротного командира Каунасского батальона.

Месяц назад. Март 1986. Литва, Каунас

Гвардии майор Валерий Падалко, для своих сорока трех, выглядел старовато. Было видно, что он устал от службы. Его не интересовал карьерный рост. Должность командира учебной роты связи ВДВ стала его потолком. Обычно молчаливый и спокойный он внушал нам, сопливым новобранцам, чувство внутреннего баланса. Его не называли, как это принято в войсках «папа ротный»²⁷, а звали совсем иначе – «Старец». В этом слове было все: философия, горький опыт, усталость и самое главное, доброта к своим детям, то есть к нам. Мягко и бесшумно он поднимался ночью в расположение нашей роты и горе тому сержанту, который устраивал «маневры» своему взводу. Дневальный «на тумбочке»²⁸ и дежурный по роте не могли промолвить и слова, ротный стоял перед ними, а указательный палец на его сомкнутых губах запрещал даже пикнуть. С легкой руки курсантов ротному добавился позывной «удав»²⁹. Если «удав» в роте, то сержанты вешаются. «Козлы-сержанты» действительно опасались ротного, ведь говорил он мало, медленно и приглушенно, но мог запросто отправить на «губу»³⁰ или еще дальше – в войска.

Год назад Валерий Падалко вернулся из Афганистана, где получил контузию и медаль «За боевые заслуги». Своим детским умом мы, его курсанты, понимали, что медаль «За БЗ», это слишком малая благодарность офицеру боевой роты за целых два года на войне. Сам командир молчал об этом, один раз только сказал: «Зато честно заработанная, не покупал!» И больше ни слова.

В самом конце марта, за месяц до моей отправки в Афган, он вызвал меня на разговор в канцелярию роты. В его маленьком кабинете было тихо и темно. На письменном столе стояла настольная лампа и освещала кружок на каких-то документах. Командир сидел за столом, пил крепкий чай из граненого стакана, вставленного в сталинский мельхиоровый подстаканник, и читал. Я в первый раз увидел его в очках. Теперь он больше походил на учителя истории или директора школы, но не на командира десантной роты, имеющего за спиной более четырехсот прыжков с парашютом.

– Проходи, присядь, есть небольшой разговор к тебе, рядовой Одуванчиков, – майор снял очки и аккуратно положил их в футляр.

– Есть! Товарищ гвардии майор, – я взял стул и присел с противоположной стороны стола. Мне стало немного смешно, такой же футляр для очков я видел давным-давно у своей бабушки.

Офицер закурил, лихо отбросил спичечный коробок на стол, встал и подошел к окну. Приоткрыл форточку и с наслаждением выдохнул дым в вечерний сумрак.

– Вы знаете, Одуванчиков, что есть решение направить вас для дальнейшего прохождения службы в Демократическую Республику Афганистан? – майор прищурил правый глаз от едкого папиросного дыма.

– Так точно! Я в списках «афганцев», завтра идем с другими курсантами-кандидатами, на дополнительный медосмотр в санчасть, товарищ гвардии майор!

– Родителям уже написали? Я пока не советую. Еще ничего не ясно, – майор сделал два шага ко мне и посмотрел в мои глаза. Я увидел в его зрачках целую вечность: незнакомые черные горы, тоску, холод, фиолетовое небо с минаретами на горизонте и то, что все давно уже ясно, как и то, что завтра будет новый день – дождливый или солнечный, счастливый или угрюмый, но он точно будет.

– Конечно, и не собираюсь писать. Напишу, когда устроюсь, – спокойно ответил я.

– Устроишься? Ха! Да ты с юмором, парень. Страх есть? – ротный посмотрел своими черными зрачками «внутрь меня».

– Никак нет! Просто сердце немного замирает, это, скорее всего, волнение. Недостаток информации. Говорят, там интересно. В Джелалабаде, например, есть пальмы и даже обезьяны. Горы красивые, апельсины, гранаты, девушки восточные. Плац чистить от снега не надо. Почти курорт.