Рядовой для Афганистана

Странное, необъяснимое состояние, от которого встают дыбом волосы на затылке и бегут мурашки по всему позвоночнику. Где-то, внутри меня, все сжалось от едва тлеющей тоски по родителям – особенно по моему папке. Он только с виду был всегда дерзкий, смелый и независимый, но если бы со мной случилось несчастье, то он точно не выдержал бы такого удара. Мама – всегда ласковая и ранимая, но внутри была необычайно сильная, думаю, она смогла бы пережить мой геройский выход из жизни. Конечно, эти картины нужно прогонять, иначе они заполнят все твое мышление и, в конце концов, создадут опасную ситуацию.

Мысли мои плавно перестроились и потекли совсем в другом направлении. Я вспомнил как очень давно, наверное, в первом классе, мама читала нам с сестренкой книжку про путешествия Синдбада-Морехода, превращения Халифа-Аиста и волшебную лампу Алладина. Сказки Древнего Востока будоражили мое воображение и снились мне по ночам, они пленили меня и звали к себе. Ну что же, завтра все мои мечты станут явью, и я увижу волшебную, неизведанную и древнюю страну – Афганистан.

Мы вошли в пустую казарму Ферганского учебного центра ВДВ. Тишина, запустение, как в морге. Удивительно бедная обстановка, деревянный пол времен борьбы Красной Армии с басмачеством в Средней Азии. Старенькие стены с облупившейся краской. Солдатские кровати стоят в один ярус, второй просто не вместится, потолок слишком низок. Пара горящих лампочек на весь длинный коридор.

Где-то в углу трещит радио-транзистор:

«Яростный строй отряд, радостный строй гитар!

Словно степной пожар песен костры горят…

Но одержимость всегда права, когда находит свои слова!»

Когда-то давно, год или два тому назад, я очень любил эту песню и готов был слушать ее ежедневно. И сейчас она пробудила во мне спящее мужество, протрезвила от мрака и тяжелых раздумий. Неожиданно, из того же темного угла послышался шорох и с двух кроватей поднялись двое высоких загорелых словно черти и очень худых старших сержантов-десантников. Видок у них был отвязный и расхлябанный. Они ухмыльнулись, глядя на нас и завели разговор.

– Молодняк, здорово! Располагайтесь, выбирайте себе кровати, матрацы там, в углу, одеяла там же. Можете ложиться и дрыхнуть.

– Спасибо! – промямлил кто-то из наших.

– Надолго к нам? – обратились они ко всем сразу.

– Нет, завтра утром уже в Афган! – ответили мы почти хором.

– А, ха, смертнички! А куда?

– Вроде в Кабул, дальше не знаем! Может куда-нибудь в Кандагар¹⁹, – ответил один незнакомый мне парень.

– Если в Кабул – считайте везунчики, там «духов» почти не осталось, их всех наша десантура перебила. Если в Кандагар – считай, не повезло, Баграм²⁰ – цинковый ящик, Джелалабад²¹ – тоже полная «жопа». Вы откуда прилетели, голубки?

– Кто откуда, но все с Литвы – с учебки, – ответил я.

– А, ясно, лабусы значит. Не страшно лететь в Афган?

– Нет, конечно, вообще по хрену! Мы что, не десантники, «мабута»²² что ли? Да мы голыми руками этих бородатых…

– Ха, ну-ну! – засмеялись сержанты.

– А вы здесь служите? А где другие солдаты, курсанты? – поинтересовался я.

– Там давно уже все, – сержант с желтым лицом нехотя махнул рукой в сторону гор. – На прошлой неделе разлетелись «голуби».

– А вы что же? – спросил я.

– Мы, гм, а мы уже свободные личности, через пару деньков домой. Отслужили!

– В Афгане что, не были? – спросил здоровый и смелый верзила.

– Ча, салаги, любопытные! Были мы там, были! В 350-ом десантном волчьем полку.

– Расскажите? – осторожно спросил я; сердце мое, почему то, часто забилось.

– Недолго мы там были, в прошлом году. За полгода несколько ранений, контузия, гепатит, у моего кореша и тиф, и желтуха. Хватит, повоевали. Здесь лечились, потом хотели нас обратно отправить, чтобы мы там уже точно сдохли, но врач местный – хороший и добрый капитан – нашел у нас дистрофию. Нас и оставили, пожалели, наверное.

Мы переглянулись и в разнобой стали спрашивать у дембелей про Афганистан.

Оказалось, что они здесь на учебной точке почти год. Этот городок лишь точка, максимально приближенная к диверсионному лагерю в горах, чтобы солдаты привыкали сразу к горной обстановке, никаких излишеств. Сержанты-доходяги принимают молодых, следят за городком, в общем, ждут увольнения в запас. Еще мы узнали, что за Афган им вручили по медали «За боевые заслуги», и что роты, где они служили, наполовину полегли в боях с басмачами где-то в окрестностях Джелалабада и Панджшерского ущелья²³.

Я подобрал себе более-менее живой без дырок матрац, получил у сержантов серые простыни, за минуту упал в кровать и отрубился. Может тело мое спало, но мозг судорожно размышлял: «Неужели это правда, что роты, где служили эти сержанты, наполовину уничтожены? Врут, наверное, вояки? Точно врут, не может этого быть! Ну, пусть не наполовину, пусть поменьше». Я закрылся одеялом с головой.

Сержанты снова включили свой транзистор. Я приоткрыл одеяло и стал слушать. Эдита Пьеха как-то жалобно пела.