Кубрик второй роты отдельного гвардейского парашютно-десантного батальона связи 103-ей Витебской – Кабульской дивизии представляет собой небольшую казарму, именуемую в Афганистане модулем и рассчитанную на тридцать – сорок бойцов. Здесь квартируется рядовой и сержантский состав срочной службы. Койки располагаются в два яруса. По левую руку четыре больших окна, с врезанными в них кондиционерами советского производства. В торце кубрика – к стене, почти под потолком, прибиты деревянные полки зеленого цвета, на которых покоятся индивидуальные солдатские котелки для приема пищи. Под ними, на полу, навалены разные железные штуки, оказавшиеся при рассмотрении кусками гусениц от БМП40
и БМД. Некоторые участки гусениц в солдатском лексиконе – траки, приварены к стальным трубам и, превращены таким образом в штанги для занятий тяжелой атлетикой. В остальном, все точь в точь, как в любой армейской казарме – скамейки, тумбочки в два этажа в проходах между кроватями.В глубине кубрика, как раз слева от железного городка, на кроватях отдыхают несколько темных от загара солдат. Тренированные тела лишены и намека на жир. Жилистые и накаченные торсы с наколками на плечах: «Афган не изведан», «1983–1985», «103–ВДД», «Кабул». Слова впаяны в красноречивый и знакомый каждому десантнику рисунок – раскрытый парашют на фоне горных вершин. Внутри купола – наш спаситель и основной вид транспорта, воздушный корабль Ил–76Д. Кроме этой наколки у многих на левой части груди или почти под мышкой выбита группа крови и патрон от автомата калибра 5,45.
При нашем появлении «мулаты» оживились и приподнялись с армейских коек. Железные сетки под матрацами весело скрипнули.
– Откуда прибыли, бойцы? – спросил хриплым голосом один из старых солдат.
Да, именно старых. Я сразу заметил, что это – не злые «черпаки»41
, отслужившие год, и не оборзевшие «деды», и даже не дембеля, озверевшие от тоски по женскому телу, на которых уже вышел приказ об увольнении в запас. Это были старые солдаты – те, что уже всеми своими мыслями далеко от этого темного угла в темном фанерном ящике на краю пыльного аэродрома чужой каменной страны. Это настоящие «Русские Рэмбо», познавшие все о войне и, начинающие свою жизнь с чистого листа. Им осталось сделать последний рывок, взлететь и вырваться из горного плена и приземлиться дома живыми и невредимыми. Они на подсознательном уровне молятся всем своим Ангелам, а с нами разговаривают лишь их оболочки.– Из Прибалтики, из Гайжюнайской дивизии, – дружелюбно ответили мы.
– Поточнее, ребятня?
– Каунасский учебный батальон связи.
– О, редкие птицы в нашей роте! Что, плохо в штабных радиостанциях шарите, раз в переносники записались?
– А что значит, переносники?
– Ха, ну это как горные бараны! Нет, скорее навьюченные ишаки. Радиостанции на себе по горам таскать будете! На спине!
– Ни хрена себе, – удивились мы дружно.
– Вот так, братцы! Каунасцы обычно в первую и третью роту идут, а тут… на тебе.
– Значит, мы лишние оказались? – прошептали мы с Витьком.
– Ладно, только носы не вешайте. Вы не лишние, а видимо, самые здоровые. Вы, ребята, попали в самую настоящую десантурскую роту. У нас иногда даже награждают. После разведки, мы, нет теперь уже вы, самые боевые будете. На вертолетах налетаетесь, на проческу с разведкой сходите. А первая и третья роты в машинах штабных сидят, на телефонной трубке висят, никаких приключений. В колоннах под охраной разъезжают, связисты, в общем. И от разведчиков иногда
– А вы уже отслужили? Самолет ждете? – поинтересовались мы.
– Ха, ну да, неделю назад должны были улететь, может завтра. Мы тут уже вечность! Больше срока, почти два года.
– А вас наградили? Медали есть?
– Да на кой ляд нам эти медали! Домой летим, живые, без ранений!
– Да? Вот как…
Мы с уважением слушали старых солдат.
– Ждем «За отвагу», – продолжали они. – Были у нас заварушки. У нас ведь полгода назад летеху снайпер шлепнул под Джелалабадом, прямо в голову. Мы его тащили пять часов до брони. От «духовской» погони ушли. Представили нас к «звездам», потом сказали, что дадут «За отвагу», вот ждем… Взводному «Красную звезду», посмертно кинули. Жалко его, простой парень был, добрый.
Расстроенные, мы стали заправлять свои постели чистым бельем. «Прадеды» разделись догола, обернулись по пояс вафельными полотенцами и пошли на улицу. Видимо в душ. В кубрике стало тихо. Жутко тихо.