Офицер первым положил трубку, закурил «беломорину» и настежь распахнул окно. В комнату ворвался морозный уральский ветер, густо перемешанный с рыжей копотью от мартеновских печей Верх-Исетского металлургического завода. Мужчина нервно закашлялся, задавил чинарик в чугунной пепельнице и закрыл окно. Сел за письменный стол, обхватил свою голову руками, пытаясь делать массаж: «Все, надо уходить из армии, не могу больше. Затеяли войну, неужели нельзя было обойтись советниками и поставками оружия. Я же был советником в Египте, тоже ставился вопрос об увеличении контингента, но ведь воздержались. И правильно сделали. Устал я принимать зареванных матерей, помогать хоронить им своих солдат. Одна болтовня, интернациональный долг, слава героям. Никому этот герой не нужен кроме матери и отца. Вроде слух прошел, что будут выводить войска… Ни хрена, пока раскачаются… еще сколько сотен цинков придет. Эх, мать твою, а если я сейчас уйду, то моего сына летеху точно загребут в Афган, и некому прикрыть будет. А он, наивный дурак, рвется туда, но я не могу, не могу себе этого позволить! Единственный сын! Сволочи, безумцы, гады! Заварили мясную кашу, маразматики…»
Полковник не смог прикрыть своего сына, через два месяца он получил от него письмо со штампом «полевая почта». Он нервно разорвал конверт, развернул мятый листок и прочитал: «Папа, я горд и счастлив! Я Советский офицер и командир экипажа боевого вертолета. Я интернационалист! Помнишь, как мы пели с тобой когда-то давно на ночной Волге: «Гренада, Гренада, Гренада моя!» И в Афганистане будет социализм! Папка, здесь так здорово. Кабул красивый городок, а какие девушки, фантастика! Я почти влюблен в эту страну. Целую крепко, тебя и маму». Полковник не просто плакал, он стал выть и орать, словно обезумевший волк, потерявший своего единственного волчонка. Через три дня, немного уняв нервы, он подал рапорт об отставке…
– Рота, стой!
Колонна новобранцев остановилась у огромного металлического ангара, похожего на укрытие для межпланетных кораблей, как в американском фантастическом фильме «Козерог–1». Мы задрали подбородки кверху, пытаясь получше разглядеть всю грандиозность данного сооружения.
Майор продолжал свое эмоциональное выступление перед нами и явно получал от этого удовольствие.
– Рота, слушай мою команду! Нале-во! Привели себя в порядок, воробушки, подтянули ремни!
Я отметил для себя, что этот офицер очень похож на французского актера Жана Марэ. Классическое крупное лицо, огромная нижняя челюсть, венчающая волевой подбородок – синий от мощной щетины. Выразительные голубые глаза, посаженные глубоко и спрятанные под массивные надбровные мышцы. С его внешностью можно было стать звездой киноэкрана, а не рвать глотку перед пацанами – солдатиками. Он тоже, как и все мы, ничего не может изменить, а орет на нас, для того, чтобы настроить на то, что здесь кончились игры. Здесь придется применить все то, чему нас научили за полгода в учебке. А чему нас научили? Ну да, тому, что мы самые дерзкие и сильные солдаты. Никто кроме нас! А кто против нас, тот уже в истории. Уже неплохо.
– Товарищ гвардии майор? – вдруг пискляво спросил один солдатик.
– Что! Резче излагай, боец! – с усмешкой рыкнул офицер.
– А мы с парашютами прыгать будем?
– Ха, ха! С гранатометами, с минометами точно будем, но без парашютов. Щегол!
– Как это…
– Увидишь, сынок. С вертолетов! Еще вопросы есть, нет, вот и отлично. Вперед марш. – Майор вдруг стал спокойный и отрешенный. Отвернулся от строя и мудро посмотрел в горы, словно орел.
Парни впереди, сзади, сбоку стали нехотя выходить из строя с желто-серыми лицами, похожими по цвету на стены армейского «сортира». Я и еще несколько солдат застыли как вкопанные и не двигались с места. Тогда я не знал, что мной двигало, но мой внутренний голос сказал четко и спокойно: «Стой Санек и не дергайся».
Майор «Марэ» направился ко мне. Мне даже понравилось, что вот так, просто, я смог проигнорировать призыв незнакомого мне начальника и вызвать его жаркий интерес к моей персоне. Для большей убедительности я вытянулся по стойке смирно, напряг на всякий случай брюшной пресс и задрал подбородок высоко в небо.