Первый день войны. Самый долгий день, самый страшный и жестокий, сломавший в судьбах людей все, что они планировали на ближайшее время и годы вперед. Огромная объединенная армия Европы нарушила границы первого социалистического государства. Пограничные заставы до последнего патрона, до последней капли крови вели бой и погибали. Армии, расположенные близко к границам, тоже вступали в бой и под натиском сильного врага с кровопролитными боями отступали.
Сон почему-то не шел. Луч от прожектора скользнул по спящим вчерашним бойцам РККА, а сегодня военнопленным, но все равно бойцам Красной Армии. Где-то недалеко лаяли овчарки. Темная октябрьская ночь в Польше. Все словно во сне. Не мог Алексей себе представить, что с ним произойдет именно такое. Тело болело от побоев. В полдень немецкий офицер упражнялся на нем, ведя допрос и пытаясь склонить служить великой Германии. Это был уже третий допрос после побега.
Откуда они могли знать, что отец был раскулачен советской властью? Что пришлось поездить по Руси-матушке, прежде чем нашлось место, где он с матерью и тремя сестрами нашел себе пристанище. Руки-то с детства были приучены к работе, и любое дело у него не вызывало проблем.
Офицер долго и настырно давил на то, что Алексей должен отомстить за смерть отца и за свою горькую участь.
– Кто такое мог обо мне сказать? – стараясь не выдавать эмоций, задал вопрос Чернов.
– Мы много знать, – серьезно ответил немец. – У тебя есть возможность жить. Твой Родина отобрать у тебя все, а потом кинуть погибать.
– Такая уж моя Родина, – ответил Алексей офицеру и посмотрел ему прямо в глаза. – Родину не выбирают, и Родину не предают.
– Мы предлагать с помощью Германия освободить твой Родина от большевиков.
– Вы хотите, чтобы я воевал против своего народа?
– Комьюнистический пропаганда! – резко ответил тот и занес кулак для удара, но почему-то в этот раз передумал. – Глюпо… Увести.
Неужели кто-то из своих рассказал о раскулачивании? Но Алексей, вроде бы, ни с кем об этом не говорил. Странно, откуда все-таки офицер об этом узнал? Или решил наугад? Или что-то все же знает?
Огромное количество вопросов без ответов…
На небе ни звездочки. И ветра почти нет. Зябко. Осень все-таки. И состояние непонятное: то ли тревога, то ли еще что-то. Путались мысли, вызывали головокружение и слабость. Поежился от холода и прижался спиной к спине Степана. Вместе служили, вместе воевали, вместе попали в плен, и вот вместе в лагере военнопленных. А вот Иван… в первый день войны, 22 июня…
По приказу командира дивизии спать ложились в гимнастерках. Много шутили по этому поводу. Настроение отчего-то было приподнятое, но ощущение тревоги ощущалось во всем. Война, о которой говорили как о чем-то неизбежном, но далеком, становилась близкой и осязаемой.
Иван лежал на кровати и смотрел вверх, в потолок, закинув руки за голову. В глазах стояли слезы.
Чернов тронул его за локоть.
– Убьют, Лешка, меня завтра. Чувствую, убьют.
– Вань, перестань. Никто своей судьбы не знает и не может чувствовать, что завтра погибнет.
– Может, Лешка, может, – Иван резким движением сел на кровати и схватил Чернова за руки.
– Завтра война, Лешка. Война. Уже завтра! И я чувствую, что мне осталось совсем немного дышать этим воздухом, ходить по этой земле, общаться с вами, друзьями. Спой, а? Спой.
– Вань, но…
– Спой, – в его голосе было столько твердости, что отказать Алексей не мог.
Гармошка раскрылась в умелых руках, и полилась популярная «Рио-рита».
– Нет, – Иван остановил друга. – Другую, про могилку…
Алексей увидел в глазах друга такое, что возражать не стал, и затянул:
Как в саду при долине
Звонко пел соловей,
А я мальчик на чужбине