Рядовой стрелок

Затишье оказалось недолгим. С запада, закрывая собой все небо, ползла черная громада немецких бомбардировщиков, словно огромная туча со смертельным губительным дождем. Гул нарастал. Вскоре стало понятно, что эта огромная туча пришла по их души. Как стервятники, самолеты один за другим начали срываться вниз и накрывать позиции войск смертоносным грузом. Земля рванулась на дыбы, будто пытаясь прикрыть собой все живое.

Осколки противно свистели, искали свои цели. Казалось, что весь мир восстал и перемешал в себе все, что двигается и не двигается. И полное ощущение того, что никого уже больше нет, ты остался один. Страх начинает ледяным языком лезть в душу и шептать:«Надо бежать». Авианалет плавно сменился артиллерийской подготовкой и минометным огнем. Задача врага понятна – уничтожить живую силу, облегчить задачу пехоте. Сила артиллерийской канонады ослабла, и Алексей услышал шум со стороны врага. На позиции полка ползли танки, за ними укрывались солдаты.

Эту атаку дивизия не выдержала и начала отход на юго-восток. Моторизованные части врага, не считаясь с потерями, упорно лезли вперед. Танковая мощь оказалась не под силу пехотинцам.

Во второй половине дня 29 танковая дивизия полковника Студнева сумела восстановить положение и позволила отступившим полкам занять новые позиции. 141 стрелковый окопался на рубеже реки Лососна. Вот только батальоны уже превратились в роты.

Немцы не преследовали. Зато до самого вечера авиация не давала покоя. Дивизия прочно держала рубеж. Вечером из штаба армии поступил приказ отходить. Под покровом ночи обескровленные полки потянулись по дороге на Свислочь. Город оставался врагу. Сигналом для отхода частей стали взрывы складов и важных объектов по реке Неман и в юго-западной части Гродно. Город, охваченный огромным пламенем, словно подпрыгнул и долго провожал отступающих скорбным и немым укором.

Усталые, подавленные случившимся, красноармейцы, молча, шли мимо разбитой техники. Дорога на Свислочь была забита разбомбленными и сожженными автомашинами. Лежали обгорелые и разорванные взрывами тела, которые никто не убирал.

Чернов смотрел на темные силуэты погибших и не мог проглотить вставший у горла комок. Смерть царила всюду. Воздух был пропитан ею, сталью, гарью и кровью. И он, рядовой стрелок РККА, ничего не может с этим поделать. Он плетется, тяжело передвигая ноги, в колонне, как и все остальные, оставшиеся в живых, и думает о пище и отдыхе. И это было только начало…

Утро встретило их на марше. Недобрым оказалось оно, это утро. Немецкие штурмовики и бомбардировщики не давали покоя, сменяя друг друга, бомбили и расстреливали колонну. С каждым их заходом потери личного состава росли. Оказалось, что раненых не на чем везти. Несли на руках. Частые налеты заставляли разбегаться, прятаться. Все эти рассредоточения и построения изматывали морально и физически. Около восьми утра дивизия вышла на свой новый рубеж обороны, реку Свислочь. Но были потеряны почти все тылы. Автоколонна с припасами со складов из Гродно была уничтожена противником. Дивизия перешла на сухой паек из сухарей и концентратов. Ко всему прочему остро встал вопрос по обеспечению боеприпасами.

Немцы не давали оборудовать рубеж как следует. Бойцы урывками работали под бомбежкой и обстрелами самолетов.

Клонило ко сну. Но Алексей понимал, если не будет укрытия, то следующего дня можно уже не встретить. Вместе со Степаном они соорудили небольшой окоп и поочередно пытались немного поспать.

До самого вечера 23 июня ни пехота, ни танки не появлялись. Но как хищники кружили круглые сутки над головами немецкие штурмовики. Второй день войны, охая и ухая, клонился к закату.

Еще было темно. Немного знобило. Голова слегка побаливала. Чернов закрыл глаза. Воспоминания всплывали одно за другим.

Год назад эшелон летел на Дальний Восток, отрезая его от гражданской жизни. Теперь эшелон спешил на запад. Из теплушек, заполненных красноармейцами, звучали песни, перемежаясь с заливистой веселой игрой гармошки.

Алексей подолгу сидел у приоткрытой двери и смотрел на пролетающие мимо красоты Родины. Озера, леса, поля – ширь-то какая! Потертая старая гармошка в его руках жила особенной жизнью. То вздыхала, то грустила, то заливисто пела, раздувая меха, словно ей не хватало воздуха. Вместе с ней болело и пело, грустило и радовалось сердце Алексея.

Очень скоро должен показаться Новосибирск, и может удастся увидеть родных сестер и мать. Вот уже и Мошково пролетели, отсюда 15 сентября 1939 года их призвали с Василием, мужем сестры Фимы. В один полк даже попали. И едет он в соседнем вагоне. Вася стал станковым пулеметчиком. Его потом определили в другой батальон. Вообще-то и полк, и дивизия остались в месте постоянной дислокации, в Спасске-Дальнем. А их, несколько батальонов из разных частей, собрали в сводный отряд и отправили на запад. А что ждет там, на западе, неизвестно.

Алексей улыбнулся своим воспоминаниям.