Рядовой свидетель эпохи.

Теперь ребята, спрятав подальше свои рогатки и дробовики, с удовольствием стали по вечерам, после приготовления уроков, работать в этих мастерских. Многие из нас научились подшивать себе валенки, чинить ботинки. Другие, работавшие в столярной мастерской, с подсказки и под присмотром столяра (он именовался теперь инструктором столярного дела, также как и сапожник — инструктором сапожного ремесла) изготовили себе сундучки, с которыми потом и отправились в самостоятельную жизнь. К весне 1940 года изготовили много парниковых рам, разбили большие парники, вырастили там великолепную рассаду помидоров, капусты. Выращенную рассаду подарили в первую очередь своим учителям в городских школах, хватило её и всем сотрудникам детдома, и на свои грядки, которые разбили впервые и во множестве.

Зимой и весной 1941 года мы, — старшие ребята и девчата, вступили в комсомол. Но прощаться с детдомовскими традициями, с рогатками и дробовиками, с набегами на сады и огороды никак не хотелось, а такие традиции явно не соответствовали комсомольскому уставу. И это был нешуточный перелом, конфликт с собственной совестью. Меня сходу выбрали секретарем нашей первичной комсомольской ячейки. Хорошо, что в то время, в последний предвоенный год очень много внимания в стране, по линии комсомола уделялось военно-спортивной подготовке молодежи. Такая работа нам, ребятам, оказалась по душе, и мы включились в неё охотно. В 1941-м году был объявлен по всей стране всесоюзный комсомольский лыжный кросс и всесоюзные комсомольские соревнования по гимнастике. Зимой 1941 года ростовский райком ВЛКСМ организовал даже ночной поход комсомольского актива. За организацию и активное участие в этих соревнованиях наша первичная комсомольская организация была награждена почетными грамотами, которые у меня сохранились до сих пор.

Вообще-то ко всяким грамотам я всегда относился равнодушно, но и не выбрасывал их. За всю жизнь у меня их накопилось много десятков. За успехи в спортивных соревнованиях, за хорошую учебу, за успехи, как по стандарту писали, «в боевой и политической подготовке». Но сейчас, когда многое стало забываться, я почувствовал их ценность: в них имена многих близких товарищей, руководителей мероприятий, места проведения соревнований, цифры, даты, стиль оформления документов, они сейчас становятся интересными документами той эпохи.

Все перечисленное выше ставшие устойчивыми сдвиги в детдомовской жизни последних предвоенных лет происходили благодаря неустанной деятельности завуча Сергея Михайловича Иванова. Он был подлинным последователем замечательного педагога советского времени А.С. Макаренко. До сих пор я чувствую неоплаченный долг перед ним. Где-то в 1970-х годах бывшая воспитательница ростовского детдома О.Г.Флоринская рассказывала, что в Чухломе, куда эвакуировался детдом в ноябре 1941 году, С.М.Иванов погиб в 1942-м или в 1943-м году. Он с группой старших мальчишек, наверняка добровольцев, с учебной винтовкой отправился арестовывать дезертиров, засевших в каком-то глухом хуторе. Первым же выстрелом оттуда он был убит. Подробности этого события О.Г. Флоринская к моменту моего разговора с ней уже забыла. А я до сих пор никак не соберусь заняться поиском свидетелей того явно незаурядного события. Ни с кем из участников того «боя» мне увидеться не довелось. Да и остался ли кто из них жив после воины, неизвестно. До архивов Ярославля или Чухломы добраться пока не удалось.

ПОСЛЕДНЕЕ СВИДАНИЕ

В ноябре 1941 года в ожидании эвакуации Рыбинского авиационного техникума в Уфу, я на пару дней отправился в Ростов повидаться с детдомовцами, проститься со ставшими за многие годы родными стенами Яковлевского монастыря. Но вместо детдома застал лишь пустые детдомовские помещения и притихший, пустующий монастырский парк. Оказалось, детдом только-только отправился также в эвакуацию в костромскую глушь, в город Чухлому. Опустела и вторая половина Яковлевского монастыря. Некогда строго охраняемый воинский склад также покинул монастырские храмы. Все запасы военного снаряжения поглотили, надо полагать, вновь формирующиеся пополнения воюющей армии.

Случайно встретился с новой, незнакомой мне директоршей детдома. Она приняла, было, меня за отставшего воспитанника, но, узнав, что я приехал повидаться в бывший свой детдом, пригласила меня на следующий день с собой в Ярославль, где временно разместился детдом. В Ростове она забирала остатки детдомовского имущества и на грузовой автомашине должна была везти его в Ярославль.