поэма
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Стынет ветер, жухнут травы.
Август трудится не зря.
От любовной от забавы
Очи полымем горят.
Жгут рябиновые кисти
Полотно седых небес.
А стихи твои, как гвозди.
Но нужны мне позарез.
Их в ладони насыпаю,
60
Нити серебром горят.
Я давно не досыпаю –
Сны покинули меня.
Гаснут зори, жухнут травы.
Август трудится не зря.
От любовной от забавы
переполнились моря!
СВИРЕЛЬ:
Не семимильными шагами,
а лишь космическим лучом
тебя сегодня досягая,
Лечу, едва Земли касаясь.
Венок ромашек протянув
Тебе. В распахнутой рубашке
стоишь ты, к зеркалу прильнув.
Тебя я вижу, как нисходит
с лица стозвонная печаль,
Светлеют очи, нимб восходит
над головою. Темень-шаль
у звёздной ночи отнимаю.
Тебя из рамы вынимаю.
И прошлого уже не жаль!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Звёздочками-лучиками светятся глаза.
Не мучь меня! не мучь меня!
Тебе я всё сказал.
Зачем как стрелка поздняя
былой разрыв-травы
в меня вонзаешь гвоздики
любовной суетьвы?
Горю как будто молодо
и зелено пришло.
Зачем, скажи мне, зелье то,
былое ремесло?
СВИРЕЛЬ:
А ты гори мастерством, забрось своё ремесло.
А ты бери естеством. Такое время пришло.
Не телом, только душой обвейся вокруг меня.
Я знаю – Поэт большой – Ты больше того огня,
Что лишь к постели зовёт, что только страсть нам сулит.
Пусть сердце к Небу взовьёт.
Пусть только нежность болит.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Ты превзошла себя, стремясь к высотам страсти.
Я верю – ты взойдёшь на вечный пьедестал.
Но всё ж спаси меня от этакой напасти,
Пока любить тебя не перестал.
СВИРЕЛЬ:
Угрозы не страшны. Люби, пока есть порох.
Разлюбишь – не обижусь, не схвачу
за ворот, за распахнутые полы.
Но, отвернувшись, лишь захохочу!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Я взорван этим дерзостным признаньем.
Мне не под силу чувств водоворот.
61
Такой вулкан страстей, взрывающий сознанье
Придал любви внезапный поворот.
Не я уже готов тебя покинуть,
А ты глядишь с насмешкой на меня.
О, Таня, ну, скажи, чем прежде сердце вынуть,
Кто ты – любовь моя, а, может, лишь родня?
СВИРЕЛЬ:
Родня, Серёженька, родня по ресмеслу,
по нашей поэтической палитре.
Скажи лукавству, твоему послу,
Что я и не мечтаю о поллитре.
Мне не угар пьянящий нужен ныне,
не горькое похмелье после слёз.
Мне нужен стих. Лишь он – моя святыня.
Он чист как луч и светел, как мороз!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Но это не вмещается в сознанье,
такое необычное признанье!
Таких я женщин, право, не встречал.
А, может, просто их не замечал?
Неужто свежесть щёк и золото волос
тебя прельстить не могут, дорогая!
И я, вперёд немного забегая,
скажу, таких встречать не довелось!
СВИРЕЛЬ:
Нет, эта прелесть только для Дункан.
Она с тобой и ныне, видно, рядом.
Взгляни, она опять волшебным взглядом
тебя чарует. И её канкан (танец)
Дурманит взор и голову златую.
Хотя тебе я это не в укор, –
люби её, такую молодую!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Да, Айседора любит. Это ей и в честь, и в славу,
и в укор, ей-богу!
Ну, а тебя, такую недотрогу,
Как мне пленить?
Ну, дай хоть только губы!
СВИРЕЛЬ:
Ах, ты мой маленький, ах, ты проказник мой!
Сыграть на жалости! Какая бездна чуда!
Скажи, родной, ну кто ты и откуда?
Плесну дождём – лицо своё умой
и слёзы осуши под лунным ветром.
Я не люблю, когда мужчины плачут, –
пусть даже за мильоны километров.
Мы эту жизнь с тобой переиначим.
Я не скажу тебе – не до любви,
что судьбы Мира больше нас тревожат.
А просто старость, видно, сердце гложет,
смиряя возмущение в крови…
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Впервые здесь такие речи
звучат укором совести моей,
62
пронзая Душу, ранят, но и лечат,
Собрав в пучок космических огней
Былые думы, нежность и Распятье
поставив предо мной на аналой.
И, вновь накинув платье,
я возвращаюсь к верности былой,
к своей святыне, Музе – Айседоре.
Покорствуя, роняю перед ней
Свой паланкин и снова на просторе
Былых раздумий и грядущих дней.
12 августа 1989. в ночь 44 стиха.
Татьяна-Свирель: Апрель 1991 года, 19-е число. Я заговорила с Мамочкой. Она мне
сообщает, что со Свирелью хочет поговорить Серёжа Есенин. (тетрадь312, 1990 г. стр. 58)