и телу и Душе? Иль это лишь одно воображенье?
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Да, я хочу тебе сказать,
что всё свершается по воле Провиденья.
И нам от этого, родная, не уйти.
Бессчётность встреч – на нашенском пути.
СВИРЕЛЬ:
Ты радуешь меня, источник чуда,
Которого не видел белый Свет.
Скажи, мой милый друг, ну, кто ты и откуда?
Ты для меня – любимый и Поэт!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Я льщусь быть полностью твоим отныне
И принимать дары космических высот.
Но ты, подобно Пушкинской Наине,
Прошу, не старься! Этих чувств водоворот
Тебя омоет девственной росой
И молодость с пшеничною косой
Взойдёт ко мне на лоно светлых дел.
И я, глядишь, с тобой помолодел!
СВИРЕЛЬ:
Ты мой. Я это чувствую, я знаю,
не будет нам помехи
ни в любви, ни в деле.
Ты знаешь, мой родной,
как все самцы земные надоели,
что не могу смотреть!
СЕРЁЖА:
Ну, просто умереть
над этаким сравненьем.
Иди, мой друг, ко мне без сожаленья.
Сумею им я сопли утереть!
СВИРЕЛЬ:
Не сомневаюсь. И люблю, и маюсь,
И чувствую и верю и горю.
141
Но холоден, подобно январю,
Тот луч, что я поймать стараюсь.
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Ты что, любимая, я здесь. Я весь горю.
Себя ругаю и за всё корю,
что я о прежние привычки спотыкаюсь.
А тех привычек тьма.
Боюсь, они сведут меня с ума.
СВИРЕЛЬ:
Скажи, мой друг, так что так тебя тревожит?
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Терзает всё: привычка к лёгкой страсти –
упасть и рвать любимую на части.
Привычка быть в одной постели
лишь час, – все бабы надоели.
Привычка приходить тайком
к её постели босиком,
Привычка – лечь к родному изголовью
и петь ей песенку соловью.
Да вдруг вспорхнуть и улететь,
чтоб не попасть в златую сеть.
СВИРЕЛЬ:
Смеёшься ты – тебе не страшно
потерять огонь любви?
Ты охлаждаешь пыл надежды, веры
Такою откровенностью без меры.
Уж я была готова уронить
свою печаль и радость пред тобою,
А ты вздохнул: Не падай, подожди,
я убегу тотчас, когда увижу,
что придвигаешься поближе!
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:
Я сделал глупый шаг и в том себя виню.
Ты видишь, просто враг попутал.
Поверь, храню в Душе запас нетронутых святынь.
Они – для нас, поверь! Родная, не остынь.
Не надо стынь-беды на голову мою.
Грядущие труды в слезу солью!
СВИРЕЛЬ:
Нет, не виню тебя я, мой родной,
Ни за разгул, ни за былые пьянки.
Я тоже, наподобие цыганки,
Ныряла вдруг в чужой шатёр,
А свой, сумной, на время забывала.
Вини меня, коль можешь. Я тебе
Такой же откровенностью отвечу.
Но я надеялась, что ты, родной,
меня единственной, одной
сегодня назовёшь,
идя на эту встречу!
ЕСЕНИН СЕРЁЖА:
Свирель, ты как всегда права.
На то твои свирельные права.
Но я тебя беру за эти плечи
И говорю средь ночи и средь дня:
Я твой на много лет. Ты не согласна?
142
Однако, знаешь, ведь любовь опасна,
Зато она от эгоизма лечит.
Вот мой ответ, который мчится издалече.
Ну, больше мне, родная, крыть уж нечем…
СВИРЕЛЬ:
О, увы, согласна. Но знай,
что буду плакать о тебе теперь:
ведь ты такую ношу взвалил себе на плечи.
Ведь я, как ты сказал, действительно, далече…
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Но я тебя молю: пусть нежность поцелуя
уста твои зажжёт. И робость нежных рук
охватит осторожно.
Клянусь тебе – любовь мою заметить можно,
когда так важен древний наш союз –
Союз Поэзии на лоне Душ и Муз!
Скажу ещё: Зачем меня так мучаешь, малютка!
Всё это пища для страдающей Души.
А ты попробуй песню напиши,
Когда горит в ночи и светит самокрутка!
СВИРЕЛЬ:
Скажи, мой друг, как достигает
лёгкости такой наш стих?
Ведь для меня такое чудо – до сих пор загадка!
СЕРЁЖА ЕСЕНИН:
Наш стих? Но я тебя лучом достиг
и, уверяю: мне так сладко!
Ужели ты сама так недогадлива, родная,
что я, от счастья замирая,
пронзаю чувством, болью и стихом высоты Рая?
И нас грехом не попрекнут, ей-богу, дорогая!
Космическая Высь восходит к апогею
в стихе, как в страсти.
И иных следов ты не найдёшь.
Была – и нет. На то он и Поэт,
чтоб, время вопрошая,
увидеть, как Медведица Большая
по Небу к нам спешит
приветствовать Природу
И подарить Созвездие народу.
А остальное – время довершит!