Ряженые. Сказание о вождях

Тут заглянула бабушка, встревоженная возгласом дочери, Ксения Ивановна успокоила мать.

— Мама, это репетиция. Танцы на диком востоке… Когда та вышла, добавила шепотом, чтоб маме Фросе ни слова.

— Позже навру ей что-нибудь. — Поглядела внимательно на серое лицо Юры, заросшее до ушей курчавившейся, с проседью, бородой. Сказала властно и звучно, точно со сцены, откуда силы взялись:

— Юра, если можешь, забудь! Забудь про воров начисто, не расслабляйся. У тебя трое, а сколько еще Бог даст — не знаю. Тебе еще молотить и молотить… Что потеряно, то потеряно. Не жалей. Не теряй на это силы… Таков закон моей жизни, и он, поверь мне, оправдывается… Я возмещу потерю года за два-три. Соберем на дом… А нет, надену ярмо, выйду замуж за денежный мешок. Возле меня такие пузаны крутят свое па де-де!

Уходя, всплеснула у дверей руками:

— Нет, я куда-нибудь уезжала из России?!

Кто знает, как повернулось бы дело, если бы в один из вечеров не раздался неожиданный звонок. Незнакомый адвокат сообщил, что он многолетний защитник господина Сулико («… вы, конечно, знаете его?!), и господин Сулико, прослышав о беде семейства Аксельрод, попросил его вмешаться, вытрясти из воров награбленное. Дал свой адрес.

Никакого Сулико Юра не знал, однако к адвокату помчался.

Адвокат, старый, длинный, костлявый, казалось хорошо подсушенный временем, представился запросто: «Яков…» Повторил, что он взялся за это очень трудное дело по просьбе своего постоянного клиента господина Сулико, («…несомненно хорошо вам известного»). И улыбнулся ободряюще… Юра о неведомом ему Сулико и не заикнулся. Понимал: это последний шанс. Тут уж пан или пропал и — разговорился. А в конце так разволновался, что едва не заплакал; достал носовой платок, сделал вид, что сморкается. И, кажется, пронял старика. Тот сообщил, что у него уже много подобных «слезниц». Но…

— Я не со «слезницей» пришел! — воскликнул Юра, не дослушав. — Мы Израиль потеряем, если не выведем это жулье! В конце концов, пусть правительство платит за своих жуликов…

Старик долго молчал, передвинул на столе безо всякой нужды мраморное пресс-папье дрожавшими руками, затем сказал, что, скорее всего, возьмется. Просит дать ему время. Позвонит…

Звонка не было очень долго.

«Пока солнце взойдет, роса очи выест», — сказала Марийка мужу, подавая ему свежую газету. В газете, на первой странице, было напечатано о том, что отчаявшиеся бездомные раскинули вчера в Иерусалиме, возле канцелярии Ицхака Рабина, палаточный городок.

— У нас с тобой как-никак трое. Я бы съездила туда, нельзя ли к бездомным присоединиться?

Юра усмехнулся.

— Власть нажима не терпит. Тем более, демократическая… Но, чтоб ты себя не грызла… Съездим вместе.

На другой день отправились. Вышли из автобуса неподалеку от Кнессета, у правительственного дома, и наткнулись на скандал. Крики дикие, брань, две полицейские машины, кого-то тащат… Оказалось, к бездомным марокканским евреям пыталась присоединиться многодетная семья израильских арабов. Их встретили руганью.

— Здесь только евреям место! — И стали выталкивать, напористому пареньку-арабу заломили руки.

Правительство рядом — полицейские оказались на месте свалки тут же. И, судя по всему, приняли сторону евреев.

— Лама?! (Почему?!) — крикнул Юра полицейскому офицеру, оттиравшему грудью арабов. — В беде все люди равны!

Арабская семья, услышав, что ее защищают, начала отстаивать свои права решительнее, женский визг взметнулся до неба.

Не успел Юра оглядеться, двое рослых марокканцев в форменных черных кепи подхватили его «под белы руки», и он оказался в полицейском «воронке». Марийка, взвизгнув, бросилась к «воронку», стала колотить по нему кулаками. Забросить ее в машину для полицейских было делом совсем несложным.

Хотя и Юру и Марийку, привезя в «Русское Подворье,» тут же выпустили, наказав никогда не совать свой нос в дела израильской полиции, Ксению Ивановну этот случай насторожил, заставил действовать активнее. Спустя неделю она прикатила в Иерусалим возбужденная, в сверхмодной кожаной куртке на молниях, привезла полный портфель денежных купюр, сказала, что, если добавит банк под Юрины олимовские бумаги, для начала на свое жилье вполне хватит…

— На дом в городе все же не наскребли, — деловито заключила Марийка, разобрав денежные купюры на пачки — но на «территориях» Юрастику выделят дворец…

На «территории» Юре вывозить свое семейство как-то не хотелось. Причины тому выдвигал серьезные: «Во первых, Ицхак Рабин может выкинуть поселенцев из их собственных домов в любой момент. С новоселов берется подписка. Де, «по первому требованию…» А не то отдаст евреев под контроль арабских властей… Зачем покупать такой дом?.. Во вторых, шамиры… Что могут шамиры, когда против них полстраны? Начнут еврейский Вьетнам?.. Израилю не выжить, если он не порвет с черно-белой концепцией партий… Однако Марийке он высказался понятнее: «Подставлять детишек под пули?».

И все же не стал возражать, когда жена воскликнула: «Завтра у тебя свободный день. Отправляйся-ка на разведку. Только поешь, как верблюд. На всю неделю.