Рибуф хаби

Остров фосфора певучий,
Туч расстроенный рояль —
Не луна уже, не тучи —
Ночи тонкая эмаль.
Это мрак покинул гнёзда,
Это движутся за ним
Свечи вечные — не звёзды —
На эмаль нанесены.
Это гасит их, рисуя
На кувшине старичок
Белой кисточкой: «Спасу я
Лишь не созданных ещё»

5.01.10 Париж

ШТРУЛИН

Аркадий Иосифович Неприбей-Голенищев
Своей молодой жене Еве Паучок-Айвенго
Покупал марципанов. Не преувеличу,
— за очень большие деньги.
Он стоял в лавке, крутил усы,
Размышлял о последней статье Кобылинского,
Напечатанной в журнале «Весы»,
Бормотал: «нихил», что в переводе с латинского
Значило, по мнению Аркадия Иосифовича,
Нечто среднее между похвалой и разочарованием
«Эллис- какое странное прозвище,
Есть в этом что-то пошлое и трамвайное».
Пока Неприбей-Голенищев стоял в лавке,
Переминался с ноги на ногу,
Ева, его жена, объясняла Клавке,
Что у последней нет ничего святого,
Что «видите ли, Клавдия, это дурной тон —
Ходить по дому с во-о-т таким большим ртом».
А Клавдия что? Клавдия сопела.
Рот у неё, если описать в общих чертах,
Был не из маленьких, но «какое дело,
Собственно, мадам до моего рта?» —
Думала Клавдия и говорила: «Мадам,
Больше, поверьте мне, никогда
Это безобразие не повторится».
Ева Паучок-Айвенго снисходительно улыбалась,
Муж её в это время отсчитывал тридцать
Рубликов кровных, слюнявил палец
И приговаривал: «Дороговато, однако,
Страшное это дело — заморские сладости,
А съест-то, поди, — одним махом,
Ни уважения, ни благодарности…
Куплю-ка я чего-нибудь ещё и Клавке,
Хотя бы, например, сливочный тортик».
В это время в дверях лавки
Появлялся в очках, и нелепых шортах
Его товарищ по Царскосельской гимназии,
Еврей, но человк, положительно, милый
Штрулин. Вошедший говорил: «Безобразие!
Голенищев! Чтоб тебя удлинили,
Это ведь ты, долговязая бестия?
Дай-ка я тебя обниму и чмокну!»
Аркадий Иосифович, наклонясь неестественно,
К маленькому Штрулину, отвечал: «Токмо
Я о тебе подумал, дружище,
Как ты появился. Ну и как оно в целом?»
«В целом оно, Неприбей-Голенищев,
Алексей Иосифович, хорошо зело».
«Супруга, дети? Живы, здоровы?»
«Даже не спрашивай, померли год как».
«Мои соболезнования, а корова?»
«Корова тоже. Я теперь сиротка».

29–30.03.09 Париж

ЗАПОРОЖЬЕ. ВОЗДУХ. ПАРИЖ. ТРУБЫ