Ричард де Амальфи

– Простите, сэр Ричард, – сказал он с поклоном, – от меня воняет, как от загнанного кабана, но раньше, чем утром, не смогу даже помыться. Заверяю, никто за заснет ночью на стене или вратах, а завтра проведем набор. Гарнизон станет полным, обещаю.

– Отлично, – одобрил я. – А пока что оставляю десятерых лучников. Они способны остановить любого рыцаря! Здесь еще не видели, что у них за луки.

Харальд пробормотал:

– Да уж увидел… Такими луками можно любую войну похоронить!

– Как это? – спросил Гунтер.

– Да кто же станет воевать против тех, у кого такие луки? Это же абсолютное оружие!

Глава 11

Ворота распахнулись, мы тесной толпой вырвались на простор, со стен нам кричали, махали руками. Замыкающими ехали Зигфрид и Алан де Тридент, Зигфрид что-то возбужденно рассказывает, машет руками, как ветряная мельница, Алан едет угрюмый, насупленный, бросает по сторонам недоверчивые взгляды.

Кони бодро понесли по зеленой траве. В домах тихо, на полях тоже ни человека, затаились, как-то прознали, что в замке стряслось нечто, но еще не знают, что именно.

Я с тоской подумал, что эти деревни никогда не сумею объехать все, хоть их не так уж и много, если на то пошло, но здесь земля все еще не пришла в себя от прошлых великих битв, попадаются то странные болотца, то области свернутого пространства, так это объясняют, то еще какие-то места, которые благоразумно обходят стороной из поколения в поколение, принято обходить, отцы и деды обходили, это уже почти в религии или в правилах этикета, но я, человек другого мышления, могу ли не сунуться туда немедленно?

Ульман приблизился по мановению моей феодальей длани, я поинтересовался задумчиво:

– А ты какого мнения об этом Харальде? Как думаешь, я с Харальдом не поспешил?

Ульман покачал головой:

– Иногда вы меня удивляете, сэр Ричард. Нет, вы меня постоянно удивляете. Как и других. Харальда знаю лет десять, если не больше. Превыше всего ценит честь и верность, потому и не отступился от прежнего хозяина, хотя при Одноглазом жилось бы лучше, и власти бы больше… Одноглазый за семь лет прирастил земель, приумножил богатства, гарнизон стал вдвое больше, лучше обучен, вооружен… И все-таки Харальд остался верен тому, кому присягнул. А что вас беспокоит?

– Да так, – ответил я туманно, – некоторые аспекты современной жизни без экономических стимулов и юридически закрепленных договоров с подписями сторон на каждой странице. С подробным перечислением обязанностей. А так, признаю, намного проще: верность слову, верность сюзерену – и никаких толкований. Красота!

Он смотрел непонимающе, но и не старался вникнуть, я же сеньор, у меня свой язык, наконец кивнул с несколько обалделым видом:

– Да-да, сэр Ричард!

– Полагаешь, верно? – спросил я.

– Да, – заверил он и пояснил: – Вы же сеньор!

– Ну да, – согласился я, – раз сеньор, то это серьезно. Начальник дураком быть не может по определению.

Увидев нас разговаривающими, ревниво приблизился Гунтер. Я помахал ему дланью.

– Гунтер, ты не забыл? Хоть Харальд теперь и начальник стражи, но ты все равно старше!

Он смотрел непонимающе.

– В его замке?

– Замок мой, – напомнил я. – А ты – моя правая рука. Зигфрид хоть и знатнее, но не хозяйственник, а так бы ты стал моей второй правой рукой. Но что есть, то есть, надо работать с теми кадрами, что не разбежались за кордоны. Теперь у меня два замка, не знал? Отвечаешь за оба. Что непонятно или не знаешь о землях Одноглазого, спрашивай у Харальда или у кого хочешь. Вообще как можно быстрее сообщи везде, что власть переменилась, отныне подати платят мне… сразу же уменьши их на треть… или на четверть, чтобы ощутили и восславили, еще посмотри, как поставлена работа с одурманиванием трудовых масс религиозной пропагандой. Наши – это те, которые за Бога, запомнишь?.. А кто против – не наши. Но сразу ничего не предпринимай, а то вдруг ненаших больше, разбегутся, а это ж налогоплательщики!

Гунтер ехал молча, кивал, я даже не видел по его непроницаемому лицу, когда понимает меня, когда пропускает мимо ушей, когда понимает не так, ведь непонятности относит к особому языку благородных, да и Галантлар наверняка заговаривался, когда из рыцаря начал впадать в религиозные поиски, буддист хренов.

Однако, когда Гунтер начал ерзать в седле, поглядывать с вопросом в глазах, даже осторожненько кашлянул, я ощутил недоброе в чересчур деликатном для Гунтера звуке, одно дело – поперхнулся глотком вина, другое – вот такое интеллигентное покахикивание, тоже мне – диссидент.

– Если снова неприятности, – предупредил я, – лучше молчи! Удавлю.

– Вы сильный человек, – сказал Гунтер с одобрением. – Все сумеете…

Я поежился, хотел смолчать, но как-то помимо воли спросил:

– Что на этот раз?

Гунтер снова кашлянул, непривычно смущенный, прямо князь Мышкин, сказал медленно:

– У Одноглазого семь рыцарей в вассалах. Четверо были при нем, однощитовики, а трое – заможные, в собственных замках. Правда, замки – одно название, простые башни из бревнышек, а у одного вовсе из глины с соломой, но есть где приклонить голову, к тому же при каждом – по деревеньке в три или четыре хаты.