Ричард Длинные Руки — бургграф

А другой рукой метнул молот в Денифеля. Тот успел лишь открыть рот для вопля, тяжелая стальная болванка пробила грудь, разорвала, словно туда угодил разрывной снаряд. Стены забрызгало кусками красного мяса.

Молот не успел удариться о мою ладонь, как джинн оформился полностью, посмотрел на куски тела хозяина, потом на меня. Огромный рот искривился в жуткой ухмылке.

— Теперь я свободен?

— Полностью, — подтвердил я дрожащим голосом. — Я ведь вообще-то освободитель джиннов! Хожу вот и освобождаю, хожу и освобождаю...

— Спасибо, — ответил джинн. — Мы, джинны моря, помним добро. Я не стану тебя убивать...

— Вот спасибо, — сказал я саркастически, но с облегчением. — Кстати, меня зовут Ричард Длинные Руки. А тебя?

Он покачал огромной головой:

— Не скажу. Кто знает имя джинна, тот становится его хозяином. Прощай!

Он растаял в воздухе, и мой красный демон, не получая команд, растаял тоже. Я сказал громко:

— Эй, де Леже! Ты же благородный, а прячешься под столом, как какой-то... как какой-то простолюдин!

По ту сторону стола поднялся бледный как смерть де Леже, на лбу кровавая царапина. Руки дрожат, как и губы, как и весь он трясся как осиновый лист.

Я перевел взгляд на Суасса и Меккану, оба сидят оглушенные под стеной. Меккана пришел в себя первым, в глазах зажглась ярость. Он сунул руку за пазуху, но Суасс успел придержать, в его глазах тоже злость, но холодная и расчетливая, что гораздо хуже.

— Ну что, — сказал я, — доигрались, гады? Есть Божий Суд, наперсники разврата...

Из дальней комнатки приоткрылась дверь. Полураздетая женщина выглянула в испуге, охнула, дверь с треском захлопнулась. Я слышал, как загремел задвигаемый засов.

Я еще смотрел на дверь, как Меккана прямо из положения сидя ринулся на меня. Я отпрыгнул, отскочил за стол, только он и уцелел в комнате, и тут Суасс и даже трепещущий де Леже бросились на меня, выхватывая ножи.

Но я уже успел выдернуть из ножен меч. Он как бы сам по себе прочертил три косые линии, каждый раз слегка вздрагивая на полпути. В воздух взлетели отрубленные кисти рук, я отпрыгнул и еще несколько раз взмахнул мечом быстро-быстро, пока не стошнило или пока приступ милосердия не взял верх.

В комнате в лужах крови распластались тела, похожие на зарубленных баранов в одежде. Меня еще трясет, ну никак не могу сразу успокоиться, и потому голос мой прозвучал излишне резко:

— Всё кончилось! Вы можете открыть двери! — Из-за двери донесся плачущий голос:

— Не открою! Я вас боюсь...

— Вообще-то правильно, — крикнул я. — Я сейчас сам себя боюсь. Словом, отбываю по делам, служба. Вам советую тоже уйти... собрав всё ценное, что найдете. Сейчас прибудет тот мальчишка, а с ним наверняка Вильд с его бандой. Я не хочу с ними воевать, хотя мог бы. Не мое это дело. Пусть только оставят в покое госпожу Амелию, и всё будет в порядке. Передайте, что и у меня есть зубы.

Из-за двери донеслось:

— Да уж...

— Вот-вот, — согласился я. — Я даже могу ими пользоваться.

Глава 8

Зайчик бродил по двору и, разбивая копытами колоды, вытаскивал из них железные скобы, гвозди, подковы, о которые сосребывают грязь при входе на крыльцо.

— Молодец, — одобрил я. — На земле противника можно всё. Даже насиловать по нашему неотъемлемому общечеловеческому праву победителей. От победителя потомство лучше и крепче, а это выгодно эволюции... Так что, насилуя побежденных, мы совершенствуем род человеческий. Да и вообще... вся цивилизация совершенствуется через насилие, ты прав, прав...

Через полчала навстречу выбежала испуганная Амелия, но не сказала ни слова. Зайчик обнюхал ее, она перехватила повод, удивилась, что после быстрой скачки Зайчик ничуть не вспотел, водить по двору не требуется.

Я вздохнул, когда она повернула в мою сторону бледное лицо с трагически вздернутыми бровями.

— Что-то случилось?

Я красиво помахал рукой, словно полоскал ладонь в солнечном воздухе:

— Восхотелось прогуляться по свежему воздуху... Встретить утро, так сказать, в дикости.

Она смотрела недоверчиво, но смолчала. Я соскочил на землю, поинтересовался:

— Как насчет завтрака? А то прогулка на свежем воздухе весьма способствует аппетиту...

— Сейчас будет готово, — ответила она. — Не успеете пыль отряхнуть...

Она хлопотала и за столом, в комнате только мы и Бобик, я снова поинтересовался, где дети. В своей комнате, объяснила она смущенно. Дети всегда шумят, многие ненавидят детский шум.

Я пожал плечами:

— Я не настолько стар, чтобы раздражаться при виде детской беготни. Пусть завтракают с нами. И обедают. У тебя хорошие дети.

Она покраснела от удовольствия:

— Ну, не всегда, не всегда...

— Дети есть дети, — сказал я благодушно, словно я уже старый дед и не бегал вот так с воплями совсем недавно. — Они и должны... э-э... шуметь. Для общего развития.

Она посмотрела с недоумением, да я и сам не знаю, почему так сказал, просто все так говорили, а я всё-таки еще тот конформист местами.