Ричард Длинные Руки – фрейграф

— Он не смог ее сожрать.

— Тогда просто прибил? — предположил я. — За дурость? Не поверю, что стали жить долго и счастливо. Как мог прожить без полетов?

Она подумала, голос ее прозвучал неуверенно:

— Говорят, он часто поднимался на самую высокую башню и смотрел в ночное небо…

— А потом, — предположил я, — однажды прыгнул…

Она зябко повела плечами, спина сгорбилась.

— Это… страшно. Хотя падение и похоже на полет… но лучше такое даже не вспоминать.

Я поднялся, осторожно встряхнулся, стараясь не задеть их колыхающимися боками с острыми шипами.

— Ладно, вы тут порассуждайте глубокомысленно о важных вещах… в смысле, пощебечите о тряпках и бусах, а я слетаю по делам.

— Какие у ящерицы могут быть дела? — спросила Мириам подозрительно.

Принцесса сказала обиженно:

— Мириам, как ты можешь? Это совсем не ящерица. Он прекрасен…

— Эта гадкая шелудивая жаба? — переспросила Мириам в изумлении. — Вики, да более мерзкого существа просто не бывает на свете! И еще он собирается нас съесть.

Принцесса подняла на меня взгляд чистейших глаз, я видел в них предельное доверие, и сказала тихо:

— Ну и пусть ест. Ему можно.

Мириам закатила глаза, а я рыкнул, скрывая смущение:

— Не потеряйтесь тут.

Они вышли из пещеры посмотреть на мой взлет, и я едва плечи не вывихнул, постаравшись сразу с края рвануться вверх по крутой дуге. Моя тяжелая туша тянет вниз, мышцы трещат, а суставы выскакивают из сумок, но я поднялся красиво и гордо, словно сокол, и только под облаками пришла трезвая мысль: а на хрена? Выпендриваюсь перед двумя красивыми дурами, чуть сухожилия не порвал, тоже мне дракон! Да и для Ричарда Длинные Руки как-то мелковато…

Ну и что, сказал себе, оправдываясь. Инстинкт! Если по уму, то могу и отказываюсь от красоток, что врываются прямо в спальню… кстати, надо узнать, кто такая… вернее, кто за нею стоит и чего добивается… а если не по уму, то все мы одинаковые, это верно…

Солнце мою горбатую спину не жжет, лучам не проникнуть сквозь толстую броню, но прогрело так, что я раскрыл пасть и высунул язык, как запыхавшаяся после долгого бега собака. Чтобы не заполучить еще и тепловой удар, реже месил плотный воздух крыльями, чаще планировал, растопырившись весь, как старая и хитрая камбала, благо восходящие тепловые потоки стараются поднять мое дельтопланистое тело еще выше.

Земля проплывает медленно, словно огромный ковер, утаскиваемый неторопливыми волами. Совсем недавно я оставил зеленый край, где луга да леса, а здесь чаще вижу выжженную степь с короткой травой, а то и золотые барханы песка, с которыми упорно сражаются оазисы и упрямо вцепившиеся в землю длинными корнями дубовые рощи.

Ярко выраженной границы между Орифламме и Гандерсгеймом, конечно, нет, однако переход из лесостепной полосы в пустыню слишком короток и заметен. Здесь солнце кажется ярче, светит сильнее, а привычные дубы и березы начинают уступать островкам пальм и олив. Да и чувствуют себя в этом знойном мире дубы неловко: опускают ветви, горбятся, стараются выглядеть мельче, в то время как пальмы возносятся горделиво и высоко, распуская в пламенном воздухе широченные листья.

Я всматривался в проплывающую внизу землю, весьма обширные территории, старательно запоминаю расположение рек, ущелий, крупных городов, но какая жалость, что нет ясно видимых надписей: город такой-то, а этот — такой-то, а еще чтоб цветными линиями были обозначены границы между королевствами. А самое главное, чтобы вся эта однородная масса скачущих варваров как-то различалась, мелькающие баннеры мне ничего не говорят, а мои военачальники вряд ли образуют такой аналитический центр, который на основании собранной информации составит точную политическую карту…

Хотя, кто знает, могут и составить. Я зря недооцениваю своих лордов, они привыкли понимать этот мир.

От глаз в мозг пошел новый сигнал, я насторожился и заново просканировал проплывающую внизу пустыню, что же это заметило мое подсознание или сознание, это неважно…

На вершине песчаного бархана расположился, подогнув под себя ноги и застыв в такой неудобной позе, косматый человек с блестящей под солнцем худой спиной и резко выступающими позвонками. Из одежды я усмотрел лишь набедренную повязку из шкуры, ноги голые, кожа на подошвах толстая, как копыта, что почему-то пустило предостерегающий холодок вдоль длинного хребта, а гребень на спине принял боевую стойку.

Жаркое солнце жжет спину и плечи, напекает голову, со всех сторон раскаленные пески…

Ура, сказал я себе беззвучно. Похоже, это тот, о котором со страхом и восторгом говорила Мириам. Рискнуть или не рискнуть?.. Против меня статистика, но на моей стороне — опыт тех, чьи кости перемолоты под завалами Великих Войн Магов. Ну хоть что-то же я знаю больше, чем остальные? Дурак буду, если не воспользуюсь. И трус. Главное — трус.