Я легко перечеркнул все девять, дважды выйдя за пределы незримых стен квадрата, поднял голову и с удовольствием смотрел в его лицо с отвисшей челюстью.
Наконец он проговорил с досадой:
— Как просто…
— Все объясненное кажется простым, — согласился я. — Кстати, оно и является простым. Но для этого надо либо уметь смотреть на вещи… как и взгляды, кстати, под другим углом, либо уметь выходить из рамок, которых нет, но которые мы почему-то ставим себе сами.
Он медленно и с явным трудом оторвал угрюмый взгляд покрасневших глаз от рисунка на песка. На меня взглянули сузившиеся от ярости зрачки одураченного чародея.
— А ты… умеешь выходить из этих рамок?
— Легко, — ответил я и добавил поспешно: — Что не моя заслуга, конечно.
— У тебя были великие учителя?
— Да.
— Кто?
— Человечество, — сообщил я. — Это наш путь. Вы хоть и живете тысячи лет, но ваш кругозор ограничен собственным опытом, взглядами, привычками, предрассудками, предпочтениями. Мы же согласились корпускулироваться, разбились на сотни, тысячи, миллионы, а потом и миллиарды тел, что хоть и составляют одного человека, мы его называем человечеством, но умирают, передавая этому Большому Человеку накопленные знания. Однако он копит, меняет, добавляет другие. От большинства отказывается сразу, другие выбрасывает по истечении срока годности или изношенности, берет на смену новые, более совершенные и точные… Таким образом мы не зашорены, мы не бываем в плену своих взглядов. И вот потому мы развиваемся намного быстрее, чем любой мудрец, даже живущий свои сотни тысяч лет.
Он смотрел исподлобья, раздраженный и начавший гневаться, но я видел и смятение в его взгляде.
— И что… ваши мудрецы уже знают, зачем это все?
Я покачал головой:
— Увы, еще нет. Но я даже не буду спрашивать, до чего домыслились вы, великий, потому что… только не гневайтесь!.. наши мудрецы явно продвинулись дальше и знают больше. Не потому, что они мудрецы, а потому, что у нас каждое поколение становится на плечи предыдущего, и потому у него кругозор больше. А вы, великий, выше не становитесь…
Я поднялся, медленно отряхнул одежду от песка. Отшельник смотрел снизу вверх, лицо начало меняться, я поспешно отвел взгляд в сторону.
— И все-таки ты дурак, — сказал он внезапно, — ты не понимаешь самого главного.
— Чего?
— Почему маги уходят от людей, — ответил он раздраженно.
Я покачал головой:
— Не все уходят. Многие живут в городах и даже селах.
Он отмахнулся в еще большем раздражении.
— Не понимаешь, — повторил он, — то не маги… а так, пыль. Маги — это… которые могут многое. И потому нам нельзя жить среди людей. Те сразу превращаются в ленивых тварей. Сперва это еще люди, что иногда просят о пустяковом для нас одолжении, ну там спасти умирающего ребенка, вылечить отца, на которого упало дерево и сломало спину… потом начинают просить все больше и больше, потому что можем дать все простым щелчком пальцев, а в таком случае как не хочется работать, орошать поле соленым потом!.. И вот постепенно целый край превращается в бездельников, которые не хотят работать, не хотят даже сами думать, потому что мы умнее и всегда можем подсказать решение получше! А то и сделать все за них.
Я подавленно молчал, потом пробормотал:
— Простите, мудрый. Я в самом деле никогда не смотрел с этой стороны… Вы правы, человек всегда старается сделать меньше, а получить больше. На этом и покоятся основы прогресса.
Он хмыкнул.
— Да, но прогресс возможен, если нет помощи со стороны, и надо самим! А когда достаточно просто попросить…
Я спросил:
— А почему не отказать?
Он посмотрел на меня с жалостью.
— Как? Когда приползают на коленях, когда приводят голодных оборванных детей? Когда говорят обвиняюще: тебе достаточно шевельнуть пальцем, и мои закрома наполнятся зерном, подвалы окороками, а бочки — вином! Хуже всего, что это в самом деле так. Я могу даже пальцем не шевелить, но закрома всех домов на много миль вокруг наполнятся зерном, а кувшины — медом. Но к чему это приведет дальше? Мы ведь живем тысячи лет, ты не можешь представить, во что превращаются эти люди всего через два-три поколения!
— Могу, — ответил я.
— Как?
— У меня свои методы, — ответил я таинственно. — Другая школа… Приятно было пообщаться, но мне надо лететь по своим мелким муравьиным делам. Драконы сродни муравьям. Как и люди вообще-то.
Он спросил внезапно:
— А что насчет четырех треугольников?
Я засмеялся и, оставив один на прежнем месте, три палочки воткнул кончиками в песок, поставив шалашик над ним сверху.
— Всего лишь выйти из плоскости мышления!
Он в великом изумлении смотрел на получившуюся фигуру. Губы шевелились, будто снова и снова пересчитывал треугольники, хотя что там считать, все четыре видно сразу.
Я отошел на несколько шагов, чтобы не засыпать его песком при взлете, отшельник поднял голову.
— Погоди!.. — произнес он, в голосе впервые прозвучало смятение. — Ко мне приходят короли за помощью… но редко получают. Что хочешь получить ты?