Ричард Длинные Руки – фрейграф

Я сделал круг на большой высоте, сложил крылья и начал опускаться как можно беззвучнее, держа взглядом песок в сотне шагов за спиной великого отшельника. Он не оглянулся, погруженный в глубокие думы, но у меня создалось странное впечатление, что видит меня отчетливо. И как снижающегося дракона видел, и как человека, что возник на месте припесочившейся крылатой рептилии в куче вновь возникшего песка.

Горячий и жаркий, как раскаленный металл, он сдавил спину и грудь, я забарахтался, поспешно выползая на поверхность. Отшельник не поворачивался, что несколько задевает, видит же меня, гад, даже не удивился, тоже мне йог, я отряхнулся и пошел к нему широкими шагами, что непросто, когда сапоги увязают в песке почти по колено.

— Я с миром!.. — провозгласил я громко. — Приветствую вас, мыслитель! Промысленная мысль приобретает вид мудрости, подобно тому как уже в семени прозревает большое дерево. Ничто не свободно так, как мысль человека. Проснувшаяся мысль всегда будит другую. Удобнее грешить мыслью, нежели делом… Гм, простите, это из другого раздела мудрости.

Солнце блестит на широкой костлявой спине, словно на отполированном морскими волнами валуне, нечесаные волосы падают на плечи и свисают с обеих сторон лица.

Отшельник не повернулся, пришлось осторожно обойти его по широкой дуге, но и тогда он не поднял голову. Я осторожно приблизился и опустился на горячий песок, стараясь тоже подогнуть под себя ноги.

— Я много слышал о великом Мидурге, — сказал я почтительно. — Вы ведь и есть тот самый мудрец, что объял разумом землю и небо?

Он медленно поднял голову, я содрогнулся, никогда не думал, что человеческое лицо, даже настолько и страшно опаленное солнцем, все-таки может выглядеть так ужасно. И всего-то на нем отпечаталась нечеловеческая скорбь, тоска. И чувствуется, что это выражение не менялось… очень давно.

— Я никого не приглашаю, — произнес он ровным голосом, но угроза в нем прозвучала такая, что пески вокруг покрылись изморозью, — но почему-то приходят… и приходят.

— И никто не ушел живым? — спросил я.

Он даже не взглянул на меня, а голос прозвучал так же ровно:

— Думаешь, ты, чужестранец, умеющий превращаться в дракона, уйдешь? Для меня что дракон, что комар.

Я огляделся по сторонам.

— Не вижу костей.

— Зато прибавилось песка, — ответил он коротко.

— Разумно, — согласился я.

Он произнес тем же нечеловечески ровным голосом:

— Ты знаешь, кто я и почему я здесь?

— Честно говоря, нет, — ответил я виновато. — Знаю только имя, а еще говорят, что сильнее вас нет мудреца. Больше ничего не знаю, но я нездешний…

Он прервал:

— Я — Мидург, мне семь тысяч лет. Я ищу истину. И все, что мне может помочь…

Я почтительно вклинился:

— Но тогда нужно идти к людям!

Он прервал еще резче:

— Самые мудрые из них не знают и тысячной доли того, что знаю я! Это сборище глупых животных, зачем-то наделенных речью.

— Муравьи сообща тащат и дохлую мышь, — обронил я.

— Мудрость сообща не добывается. Ты можешь сказать мне что-то настолько важное, чтобы я оставил тебе жизнь?

Я подумал, сердце колотится бешено, сломил тонкую сухую веточку и разломил ее на шесть одинаковых по длине прутиков.

— Уверен, ваша великая мудрость поможет сложить четыре треугольника. Если сумеете, то…

Он посмотрел на меня с недоумением.

— Четыре?

— Да.

— Из шести палочек?

— Абсолютно верно.

Он с сомнением покрутил их в руке.

— Это возможно?

Я кивнул.

— Иначе бы не спрашивал.

Он нахмурился, начал раскладывать их так и этак, вскоре ровный песок был весь испещрен следами, словно вокруг нас ходило множество птиц, но треугольников получалось не больше двух. Даже на третий всякий раз недоставало одной палочки.

— Ерунда, — сказал он раздраженно. — Это невозможно!

— Все очень просто, — сказал я. — Хорошо, если это для вас слишком сложно, то вот задача попроще…

Я быстро потыкал в песок прутиком, оставив девять точек по три в ряд. Получился аккуратный такой квадратик. Мудрец следил за моими пальцами внимательно, словно подозревал хитрый трюк.

— Зачеркните, — предложил я, — их все четырьмя линиями…

Он хмыкнул и, зачеркнув тремя, посмотрел на меня вопросительно.

Я закончил:

— …не отрывая пальца от песка. Или прутика. Словом, не прерывая линию.

Он попробовал повторить, не получилось, с ходу попробовал так и эдак, нахмурился, брови сошлись на переносице, я чувствовал, как напряженно раздумывает, над головой возникло легкое облачко перегретого воздуха, сгустилось, медленно налилось багровым огнем.

После продолжительного молчания буркнул:

— А эта загадка имеет решение?

— Конечно, — ответил я небрежно. — Очень простое.

Он проворчал:

— Какое?

Я ответил любезно:

— Для этого нужно всего лишь выйти за рамки вашего мировоззрения. Вы в скорлупе своих мудрых взглядов, варитесь в собственном соку.

Он смотрел угрюмо, я молчал и любезно скалил пасть.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Покажи, как это сделать можно.

Я наклонил голову и сделал голос понимающе-язвительным:

— Это значит, как я понимаю, что вы не в состоянии сами решить?.. Хорошо-хорошо, не нужно взрывать мир! Вот как это делается.