Ричард Длинные Руки — князь

Интересно, мелькнула мысль, каким увижу Альдера: при первой встрече на постоялом дворе это был угрюмый плечистый солдат, жилистый и с коротко обрезанными волосами, грубым лицом, битым всеми ветрами и морозами, широкогрудый, с длинными руками. Светлые холодноватые глаза смотрели тогда с постоянным подозрением, а пальцы правой руки никогда не удалялись далеко от рукояти меча.

Лицо мне понравилось с первого взгляда: суровое, добротное и открытое, с квадратной челюстью, мощными надбровными дугами и выступающими скулами, но второй раз, когда я привез сюда Телекса, ко мне вышел краснорожий слонопотам, все на нем, начиная от щек, живота и до толстых ляжек, колыхалось, как свежий студень. Крепкие плечи и широкая грудь не только скрылись под слоем жира, но и выглядели хилыми на фоне необъятного живота, что свисал через закрытый им ремень не только спереди, но и с боков, и, наверное даже сзади, хотя там вроде бы уже не совсем живот, хотя кто знает, как оно у толстых.

Колыхались все необъятные подбородки, щеки красиво и величественно опускались на плечи…

…и теперь я прикидывал, что же за туша ко мне вползет или же ее придется выносить на носилках.

На лестнице раздался тяжелый, но быстрый топот, я вскинул голову и не поверил глазам. Альдер, поджарый, как и при первой встрече, не сползает по лестнице, а сбегает, как сытый молодой конь. Лицо потеряло багровость и снова жесткое и скуластое, нижняя челюсть очерчена четко, словно выскоблена стамеской.

Главное же, вижу пояс, широкий, кожаный, что утягивает брюхо, прошлый раз свисавшее чуть ли не знаю куда!

Он ловко преклонил колено:

— Ваша милость…

Я охнул:

— Альдер… ты же прошлый раз был таким бегемотом! Как вернул все эти мышцы?

Он не стал спрашивать, что такое бегемот, догадался, губы растянулись в улыбке еще шире.

— Ваша милость, — сказал он, — вы ж парнишку оставили присматривать! Вот мы и…

Я охнул снова:

— Что, столько хлопот?

Он покачал головой:

— Нет, другое. Он же теперь наш, нам его и воспитывать. В том числе и примером. Я учу рыцарству, Франк скакать на коне, Нанген — владению мечом. Если я буду толстым, то как бы говорю одно, а сам делаю другое? Пришлось взяться за себя… вот уж не думал, что получится!

Я огляделся:

— Где остальные?

— Ревель сейчас примчится, — заверил он, — а остальные… разве они не ушли все к вам?

— Верно, — признался я, — только на глаза мне почти не попадаются…

Он спросил встревоженно:

— Стряслось что?

Я развел руками:

— Стряслось…

— Что?

— Мое хозяйство, — объяснил я, — разрослось… весьма даже.

Он сказал уважительно:

— Это же сколько у вас теперь замков?

Я вздохнул:

— Если бы замков, можно бы терпеть такое непотребство. А то прибавляются сразу королевствами…

Он присвистнул и посмотрел с великим уважением, но в лице была готовность засмеяться, если окажется, что я пошутил.

Я спросил осторожно:

— А как… остальные? Ничего не изменилось? Как… Женевьева?

Он пробормотал:

— Да вон она сама спешит…

Женевьева вышла медленно и величественно, что и понятно, она заметно пополнела и раздалась, а живот заметно увеличился.

Я, как и прошлый раз, поспешил ей навстречу, подал руку и отвел к столу, подчеркивая, что здесь я не гранд, о чем они вряд ли слышали, а их друг и гость, а прошлые наши неприятности давно забыты.

— Как же здорово снова оказаться с вами, — сказал я. — Но как вы… похорошели, Женевьева!

Она невесело усмехнулась.

— Растолстела, хотите сказать? Не знаю, что со мной происходит.

Альдер сказал быстро:

— Это не она так жрет!

— А кто?

— Ребенок, — сказал Альдер сердито. — Такой прожорливый удался!.. Она всего на четвертом месяце, а лопает за троих ратников в походе…

Я охнул:

— Ждете второго? Поздравляю, поздравляю!

— Спасибо, ваша милость… Или уже ваша светлость?

Я заметил с присущей мне возвышенной скромностью:

— Вообще-то мое высочество, но стоит ли обращать внимание на такие мелочи, когда мы среди друзей?.. А мы, надеюсь, все еще друзья, у которых дела идут прекрасно, если вы все еще ни словом не обмолвились о Телексе… Как он?

Женевьева взглянула на мужа, Альдер проговорил со сдержанной гордостью:

— Он вообще-то хороший парнишка. Только рыцарь из него получится вряд ли…

— Почему?

Он скривился, махнул рукой:

— Больно рисовать любит! Все время рисует. У отца, как я понял, ему не позволяли, готовили в преемники, а тут ему никто не препятствует. Когда бумага кончилась, он все стены изрисовал! Слуги ворчат, ну а мне нравится, как-то веселее даже стало в комнатах.

Он посмотрел с осторожностью и слегка виновато, вдруг да я против, однако я сказал с полным одобрением:

— Творческая, значит, натура? Это хорошо, такие люди украшают народ, среди которого живут. Пусть рисует. Те, которые рисуют, меньше склонны к насилию.