Я с удовольствием сделал глоток, вино хоть слабенькое и кисловатое, но превосходно утоляет жажду после яростной скачки.
— Ваше Величество, вы сама деликатность.
Он всмотрелся с некоторой тревогой.
— Неприятности, принц?
Я взглянул на короля поверх края кубка.
— Ваше Величество... кстати, каким бы это боком сказать, чтобы не совсем выглядело хвастовством, хотя, конечно, хвастовство есть, как же без него, родимого? В общем, я уже давно не принц. Или недавно? Да кому нужны эти подробности!
Он посмотрел с тревожным любопытством.
— Эрцпринц?
Я улыбнулся.
— Ваше Величество, кем я только не был! Впрочем, эти титулы все со мной. Они ну совсем не противоречат последнему, а с ними я вообще блистаю, как небо в звездах! Хорошее сравнение? Какой поэт во мне помер... Куда там Нерону.
Он спросил уже с настороженностью:
— Какому титулу... не противоречат?
— Я король, — ответил я и ощутил, что произношу это без смущения, как и без излишней гордости. — И скажу больше... Впервые я захотел... нет, просто решил взять корону сам. Своими собственными, как говорят в простом народе, руками. Что делать, мир такой, со словом короля считаются больше, чем со словом принца, даже будь принц самим совершенством и красавцем, как вот я.
Он широко распахнул глаза и поднял брови, откинулся в изумлении на спинку кресла.
— Король... Армландии? А как посмотрит на это король Барбаросса?.. Вы же знаете, в последнее время он... усилился.
Последние слова произнес совсем тихо, в неловкости, даже взгляд отвел, все-таки совсем недавно мы были почти братьями, когда заключили союз против грозного Гиллеберда.
Я покачал головой.
— Мое королевство отсюда далеко... но армия уже на марше.
— В эту сторону?
— В сторону юга, — ответил я дипломатично. — Прекрасное вино, Ваше Величество. И мясо... я в самом деле проголодался.
— Королевство, — повторил он все еще в изумлении, — моя Франка постоянно твердила, что обязательно станете королем, и вас надо опасаться... Как называется ваше королевство?
— Улагорния, — ответил я. — Ваше Величество, не напрягайте память в поисках такого крохотного королевства, что и не отыскать даже на крупномасштабной карте.
— Почему?
— Оно не маленькое, — пояснил я почти с грустью. — Вы же помните Варт Генц?
Он воскликнул:
— Еще бы! Я был дружен с королем Фальстронгом. Вы стали королем Варт Генца? Но тогда почему...
— Нет, — ответил я. — Я объединил Варт Генц и Скарляндию, добавив им земли стертого с карты королевства Эбберт. Это примирило оба королевства с объединением. Так что на картах появится... уже появилось новое могучее королевство, и зовется оно Улагорнией. Скажу сразу, что хотя вокруг него расположены независимые королевства: Бриттия, Гиксия, Ирам, Пекланд... но там все еще расположены мои армии.
Он пробормотал в еще большем изумлении и, как я заметил, с нарастающим чувством тревоги:
— И покидать пока не собираются?
— Не вижу необходимости, — ответил я честно. — Ваше Величество, мне с собой сейчас вот не нужна вовсе армия, с которой противостоял Мунтвигу. Впереди всего лишь одно королевство, которое дерзостно и даже предерзостно изгнало мои войска... ну, пусть Два, если считать и Мезину!.. так что у меня достаточно сил. А главное — со мной справедливость и благодать Всевышнего!
Он перекрестился и сказал медленно:
— А если будет недостаточно, вам стоит лишь свистнуть... Да, я знал, что вы пойдете далеко, но чтоб такое?
Я огрызнулся устало:
— Аминь, Ваше Величество.
— Аминь, аминь...
— Нужда заставила! — объяснил я. — Как всегда что-то заставляет, иначе зачем мне это все? И принцем было хорошо, а еще лучше — простым рыцарем, что заботится только о коне и обожающей его собачке.
— Они любят вас, — пробормотал он, — вы их... Никаких сложностей.
— Вот именно, — подтвердил я. — Я всю жизнь увиливал от сложностей! Вы даже не представляете, что это такое, родиться в поколении, что развлекалось и развлекалось, видело только в этом смысл существования... Дескать, нам все права, но без обязанностей, то удел родителей... И вот теперь я не просто привыкаю к обязанностям, но и понимаю, что они необходимы. Без них человек не человек, а некая тля.
В его добрых старческих глазах было сочувствие, но затем они стали строже, в них появилось новое выражение, и я понял, что воспоминания и сантименты остаются за спиной, а сейчас передо мной уже государь королевства Шателлен.
— Мир поменяется, — произнес он осторожно, — когда за вами подойдет армия. Но... как?
Я сказал торопливо:
— Для Шателлена ничего не изменится. Вы же были всегда моим верным союзником, а я как был вашим другом, так и останусь. Уж и не напоминаю, что я ваш зять, ибо полу-зять тоже зять!
— А для других?
Я развел руками.
— Для моих друзей что может поменяться? Но, конечно, как паладин, я обязан бороться за справедливость. Несправедливости, как вы знаете, были допущены в Сен-Мари, Мезине и в Ламбертинии.
— Все люди ошибаются, — сказал он мягко.