Ричард Длинные Руки — ландлорд

Я приветливо помахал рукой, однако рыцарь двинулся мне навстречу с выставленным для удара копьем. Конь пока идет шагом, но боевые кони приучены очень быстро набирать скорость для удара.

— Приветствую, благородный сэр, — сказал я учтиво. — Не лепо ли не бяше сказать, куды ведет сия истоптанная дорога?

Рыцарь остановился, сквозь прорези шлема зло сверкают маленькие рассерженные глаза.

— Для вас, любезный сэр, — прорычал он, — она здесь обрывается.

— Почему? — спросил я любезно. — Что-то случилось? И почему прячете свое лицо? Вас разыскивают за кражу кошельков?

Он с лязгом поднял забрало, открывая крупное лицо.

— Я сэр Огер де Растер! Силу моей руки знают в этих землях!

Я внимательно смотрел в его лицо. Природа не готовила сэра де Растера в рыцари: над ним поработала не долотом и стамеской, а зубилом и молотом. Голова — почти квадратная глыба, узкие щели для глаз между массивными надбровьями и мощными скулами, грубой формы нос, грубые губы, тяжелый подбородок, а кожа серого оттенка под стать граниту, из которого его делали.

Да и от фигуры веет грубой нерассуждающей мощью: голова сидит на плечах, без лишнего перехода в шею, грудь неимоверно широка, плечи заканчиваются шарами, размером с рыцарские шлемы, только ноги коротковаты, но за счет исполинского торса сэр де Растер и на земле не покажется ниже остальных рыцарей.

Железа на нем больше, чем на трех обычных рыцарях, вместе взятых, однако держит доспехи с легкостью, будто это родная кожа. Из оружия у седла висит наготове боевой топор, что разумно, им куда проще раскалывать стальные панцири и крушить шлемы, чем красивым мечом.

— А я, — сказал я, — сэр... Светлый. Да, Светлый.

Он прорычал угрожающе:

— Ах, а я, значит, темный?

— Что вы, сэр, — сказал я поспешно, — я просто назвался! По рыцарским правилам я выбрал этот ник... это имя, скрывая свое подлинное, дабы... ну дальше вы знаете.

Он фыркнул:

— Сэр Светлый?.. А на самом деле какой-нибудь Соплежуй?

— А хотя бы и так, — ответил я мирно, — это и есть повод для драки?

Он с лязгом опустил забрало, голос прозвучал глухо и зло:

— Если трусите — сразу можете сдаться. Я заберу только коня, собаку и доспехи. И оружие, конечно...

Я поинтересовался:

— А что останется мне?

— Жизнь, — прорычал он. — Я мог бы взять вас в плен и потребовать выкуп, но я отличаюсь непомерным и ничем не оправданным великодушием, за что надо мной уже улыбаются, потому вот... Защищайтесь!

— Хорошо-хорошо, — сказал я поспешно, — значит, это не во имя высокой идеи, а обыкновенный грабеж?

Он фыркнул.

— Какой это обыкновенный? Я же рыцарь!.. Я не ударил в спину, как разбойник, а даю вам приготовиться. И даже исповедоваться, если придет такая блажь.

— И все благодаря такому великодушию? — спросил я. Он вздохнул.

— Что делать, моя доброта уже стала посмешищем. И эта... как ее, вы утверждаете, что леди Марселина не самая красивая на свете?

Я сказал поспешно:

— Что вы, что вы! Я вполне согласен, что она самая красивая и за краем света!

— Нет, спорите!

— Ни за что, — заверил я.

— Я вижу по вашим глазам, — заявил он упрямо, — что возражаете!

— Нет-нет, — сказал я предельно искренне, — уверяю вас, ваша леди Мирабелла — само совершенство!

Он набычился, посмотрел с подозрением.

— Какая Мирабелла? Разве я сказал Мирабелла, а не Маргарита?.. Сэр, не старайтесь отвлечь меня от праведного пути! Ваши конь и доспехи будут моими. Собаку, так и быть, оставлю вам... хотя люблю собак. Но собаки, увы, остаются верны хозяевам, какими бы те себя трусами ни показали...

Он поднял коня на дыбы, копье нацелил мне в голову. Я вцепился в копье, сказал тихо:

— Зайчик, давай!

Подо мной дернулось, словно выскальзывающая площадка, следом удар, и я сперва съехал на круп, а теперь едва не перелетел через голову, однако бравый рыцарь вылетел из седла и вместе с конем отлетел на десяток шагов. Конь грохнулся с жалобным ржанием, вскочил и отряхивался, как собака, а потом расставил все четыре ноги и стоял так, дрожа, как пес на морозе, а рыцарь растянулся подобно огромной лягушке, попавшей под асфальтовый каток, не сразу пошевелился, застонал, приподнялся на локте.

— Доблестный .сэр, — осведомился я с высоты седла, — можно ли считать наш поединок законченным?

Он с трудом привстал на колени, затем кое-как воздел себя на задние конечности.

— Ни за что!

— Тогда продолжим, — сказал я и обнажил меч. — Уверен, что раскрою вас даже в этих доспехах от макушки и до развилки внизу. Давайте биться о заклад, что развалю строго на равные половинки?

Он пробурчал:

— А если не сумеете, кому проигрыш отдадите?

— Вы сообщите адрес, — предложил я.

— У таких, как я, — сказал он гордо, — некому передавать наследство.

— Почему?

Он сказал оскорбленно:

— Как почему? У меня еще все впереди!.. Сорок лет — не возраст, я молод и силен!.. Ладно, сэр, я вижу, что схватку я проиграл, что вообще-то странно. Я выиграл подряд двенадцать поединков!

— Тринадцать — плохое число, — посочувствовал я.

— Смотря для кого, — пробурчал он. — Забирайте моего коня, а за доспехи я могу дать вам выкуп.

Я сказал с высокомерным благодушием победителя: