Ричард Длинные Руки – монарх

Альбрехт с непроницаемым лицом наблюдал, как герцог ставит подпись, посыпает ее мелким золотистым песком, сам взял лист и помахал в воздухе, чтобы чернила быстрее высохли, а затем положил в ложку комочек красного сургуча, подержал над свечой, пока тот расплавился и начал шипеть по краям.

Мы с герцогом наблюдали, как он очень осторожно капнул дважды, захватывая края наших подписей, а мы, выждав чуть, вжали перстни в быстро застывающую красную массу, оставив четкие оттиски печатей.

Альбрехт с огромным удовольствием оглядел лист договора с четким расположением всего трех абзацев, красиво и каллиграфически точно расположенными подписями и бьющими в глаза красными печатями.

– Готово, – сказал он и добавил: – К вящей славе Господа!

– Да вы иезуит, – пробормотал я, – хотя об этом еще не догадываетесь… Герцог, поздравляю вас. Этот день будет поворотным моментом в истории Сен-Мари. Я вижу бесконечное процветание…

Мысль о Маркусе я подавил так быстро и жестоко, что герцог, надеюсь, не заметил моего секундного помрачения. Он задумчиво изучал наши подписи, придавленными красным, как пламя пожаров, сургучом, и, казалось, на его лицо падает зловещий багровый отсвет, а лицо такое, словно слышит лязг металла, конское ржание и крики насилуемых женщин Сен-Мари.

Глава 6

Когда Вирланд в сопровождении сэра Ховарда Кастельвана и сэра Глена Силендборга отбыл от шатра переговоров к своей свите, я с великим облегчением потер ладони с такой силой, что там едва не вспыхнуло пламя.

– Свершилось!.. Сен-Мари наш. Без войны.

Альбрехт и Норберт долго смотрели ему вслед.

– Их свои же не разорвут? – поинтересовался Норберт. – Они так рассчитывали на свое превосходство в силе.

– Какое превосходство, – ответил Альбрехт, – когда у нас, судя по словам Его Величества, нашего сюзерена, здесь тысяча армий. Им только стоит дунуть разом, все Сен-Мари сметет!

Норберт покачал головой.

– Его Величество… человек особенный. Я бы ни за что не мог бы врать так искренне и вдохновенно, глядя прямо в глаза, не моргая и не краснея. Это дар!.. Конечно, не Божий.

Альбрехт поинтересовался:

– Ваше Величество, вы меня каким-то иезуитом назвали. Это что?

– Иезуит? – переспросил я. – Один молодой рыцарь, которому в бою отрубили ногу, и потому он не мог даже скакать на коне, долго искал, чем заняться, пока не придумал особый рыцарский орден, члены которого не носили ряс и ничем не отличались от всех остальных, кроме того, что тайно следовали своему уставу, в котором были вот эти знаменитые слова: «К вящей славе Господа», «Все средства допустимы, если во имя великой Цели» и «Штиль хуже самой сильной бури». Они и назвались иезуитами.

– Гм, – сказал он, – про штиль особенно нравится.

– Правда? – спросил я. – Тогда вы очень молоды, граф.

– Надеюсь, – ответил он скромно. – А вам больше нравится «Все средства хороши…»?

– Если ведут к великой цели, – сказал я сердито. – Не надо, граф, обрывать, не надо!.. Это вообще-то верно. Все средства или почти все хороши и оправданны.

– Или почти все, – повторил он задумчиво, – пустячок, а все меняет.

– Мир меняют молодые, – заверил я. – Старики уже знают, что все молодые… да и старые тоже – дураки, с ними каши не сваришь, все тлен, потому ничего и не делают, а мы знаем меньше, потому беремся и делаем! А что сделали криво или косо – потом поправим. В смысле – потомки поправят, им тоже что-то да надо делать, раз уж природа на них отдохнет, а на дальних еще и оттянется.

– Ну да, – согласился он, – главное, все сломать и сжечь, чтобы место освободить! А потомкам останется совсем пустяк: выстроить новый мир.

– Не выстроить, – огрызнулся я, – а достроить по мелочи. Выстроить и сами сумеем. Готовьте армию к выступлению!.. Как только Кейдан сойдет на берег, его сразу в седло и – в Геннегау. Мы и так засиделись.

Они переглянулись. Альбрехт пробормотал:

– Два дня – и уже засиделись. Ну и требования у нашего сюзерена…

Кейдан еще с корабля увидел шатер и при нем свое знамя короля Сен-Мари, что заставило его забыть даже о морской качке. На землю не сошел, а почти сбежал, роняя достоинство сюзерена Сен-Мари.

За ним едва поспевали Боэмунд и Алан, а я велел послать к нему посыльного с уведомлением, что немедленно начинаем поход на столицу.

Альбрехт напомнил ревниво:

– Пусть добавит, столица сдается без боя. А то король начнет прятаться в задних рядах, а вам же нужно, чтобы ехал впереди?

– Не совсем впереди, – уточнил я, – но на виду.

Альбрехт сказал с нажимом:

– Ваше Величество, вам нужно сменить одежду. Сейчас вы не в бою, хоть и в бой в таком виде не ходят, это же унизить противника, но при въезде в столицу покоренного королевства… вас должны видеть во всем блеске.

Норберт смолчал, но я видел, что начальник военной разведки согласен. Стальграф и рейнграф промолчали, лица суровые и каменные, в глазах полное безразличие к такому важному вопросу.