Вороны каркали злобно и торжествующе. Мы выехали на пригорок, я успел увидеть с полдюжины черных птиц: дрались над ободранной тушей какого-то зверя. Гендельсон заорал диким голосом, конь ринулся вперед как стрела. Я успел подумать насмешливо, что против ворон он как раз настоящий воин, сейчас все страхе разлетятся перед его могучим рыцарским натиском, его оружием, его доблестью...
Вороны взлетели, с грозным карканьем кружились над трупом, орали и ругались. Я видел, как в кусты ринулась пара мелких зверьков, похожих на крыс. Гендельсон торопливо слез, соскользнув пузом по конскому боку, а когда я подъехал, он уже стоял на коленях перед тем, что я сперва принял за освежеванную тушу зверя.
Человек был с содранной заживо кожей, распоротым животом. Его распяли, вбив в землю по колышку и привязав руки и ноги. На животе зияла страшная широкая рана, кишки вытащили наружу и вывалили на землю в пыль и грязь. Половина из них была изгрызена мелкими зубами.
Я слез, потоптался за спиной Гендельсона. Лицо человека было обезображено, кожа в страшных волдырях от ожогов. В пустых глазницах запеклись коричневые струпья. Один глаз, как я понял, ему выжгли факелом, вон следы обугленного мяса, а второй глаз... второй только что выклевали вороны. Мучители оставили ему зрение, чтобы он видел, что его ждет.
Гендельсон громко и вдохновенно читал молитву. Внезапно – я не поверил себе – обугленные губы человека зашевелились, мы услышали хриплое:
– Люди...
Гендельсон воскликнул:
– Да-да, говори!.. Господь услышал тебя!
Господом прикидываешься, подумал я изумленно, потом сообразил, что это стандартная форма, присел на корточки, отмахнулся от мух. В отличие от злобно каркающих ворон, решивших наверняка, что мы сами принялись жрать добычу, мухи и при нас жадно облепляли покрытое сукровицей тело умирающего.
– Хорошо, – прошептал человек.
– Ты христианин? – спросил Гендельсон требовательно. – Если нет, то еще не поздно принять веру Христа, покаяться в грехах...
– Христианин, – ответил человек едва слышно, но мне показалось, довольно равнодушно.
Я торопливо перерезал веревки, однако руки и ноги человека оставались в том же положении распятости. Гендельсон возликовал и начал бормотать молитву громче, стащил с шеи огромный золотой крест – любой поп позавидует, приложил к черным потрескавшимся губам умирающего.
Я услышал шепот:
– Я умираю... И я больше всего жалею, что не могу... не могу...
– Что? – спросил я жадно.
– ... не могу... увидеть...
Гендельсон сказал торжественно:
– Уверяю тебя, что еще сегодня ты узришь Царствие Господне! Ибо ты умер как христианин, приняв пытки и мученическую смерть...
Умирающий прошептал из последних сил:
– Да в жопу твое Царствие!.. Я не увижу больше Тронный Зал подземных королей...
Гендельсон отпрянул, оскорбленный, а я быстро спросил, насторожившись:
– А что это?
Гендельсон сказал шокировано:
– Сэр Ричард, дайте же ему спокойно умереть.
– Помолчите, – оборвал я. – Так что это за Тронный Зал?
– Сэр Ричард, – сказал Гендельсон. – Вы не понимаете... В последние минуты жизни человек должен о жизни... О вечной жизни, которая его ожидает!
– Он и думает, – отмахнулся я.
– Не мешайте ему! Он должен войти, покаявшись...
Умирающий прошептал уже в забытьи:
– Они бесконечны... они прекрасны, они волшебны... Там негаснущий свет, там подземные озера и дивные своды... Там волшебные колонны встают из пола, а навстречу, как зубы дракона, устремляются другие...
– Где они? – спросил громко. – Где?
– Там только в одной стене, – срывалось с губ все быстрее, но тише и тише, я почти приложил ухо к его губам, – драгоценных камней больше, чем в иных королевствах во всех сундуках... Там троны выточены просто из камня, там один зал переходит в другой, еще краше, а когда... когда поднимаешь взор, там ажурные переходы, там мостики, что идут из стены в стену... не иначе как могучие колдуны ходят по ним и ходят сквозь стены... и везде широкие лестницы, что ведут еще ниже... еще глубже... там пещеры еще удивительнее... ибо они лучше сохранились со времен Древнего Народа...
Он говорил все горячечное, у него начался предсмертный бред. Он уже не узнавал нас, не отвечал на вопросы. Гендельсон громко и торжественно читал молитву. Для заупокойной рано, наверное – провожальную. Или рекомендательную, в которой сообщалось о заслугах мученика за веру.
Я лично сомневался, что он умер именно за веру, но для Гендельсона было достаточно, что безымянный умер от руки Тьмы.
Лицо мученика перестало дергаться, тело вытянулось, ноги дважды дернулись и застыли. Гендельсон заговорил громче, торжественнее. Я старательно укладывал в голове все, что тот сказал о подземных пещерах. Конечно, любой на моем месте тут же забыл бы о странном рассказе, просто бред умирающего, но я... я не любой.
В мои думы ворвался строгий голос:
– Сэр Ричард, надо бы похоронить этого человека...