Он уволокся, ступая враскорячку, словно татаро-монгол после взятия Козельска. Я проводил его злым взглядом, идти спать сразу расхотелось, налил полную чашу, но не успел взять в руку, рядом послышался спокойный и слегка насмешливый голос:
– Разрешите присесть к вашему столику?
Он стоял по ту сторону, в поношенном выгоревшем плаще, черные волосы падают на плечи, остроносое вытянутое лицо, быстрые проницательные глаза. Лицо загорелое, обветренное, в глазах вопрос. Я сделал приглашающий жест.
– Да садитесь же... Сами знаете, что приглашу.
Он сел напротив, тонкие губы раздвинулись в сдержанной улыбке.
– Дело не в этом. Мы... и не только я связаны очень многими ограничениями, о которых многие из вас забыли. Мы не можем даже войти в ваш дом без вашего желания, а не то чтобы вломиться и чинить непотребства! А здесь, в публичном месте, я не могу, при всей своей власти, без вашего позволения присесть к вам за стол.
Я покачал головой:
– Знали бы это бедные идиоты... а то такие страсти о вас выдумывают.
– Вот именно, – воскликнул он живо, – выдумывают!.. Самое малое из этих выдумок, что я живых младенцев ем!.. Да посудите, с чего я стану есть младенцев?.. Ну что это мне даст? А вот сделать все эти земли свободными... принести всюду цивилизацию, книгопечатание, научить грамоте даже последнего ребенка из простолюдинов, отменить все сословные различия... я не слишком уж далеко зашел? Вы что-то не выглядите испуганным...
– А я не испуган, – ответил я мирно. – Я говорил... или не говорил?.. У нас все это уже растет и дает цветочки. Нет, уже плоды, плоды... И еще какие плоды.
Хозяин принес еще кувшин с вином и новый кубок. В моем собеседнике сразу угадывался человек очень значительный. Очень.
Я отпил глоток, поинтересовался:
– В этом мире у вас есть имя?.. А то как-то неловко...
– Зовите меня Самаэлем, – предложил он.
– Вот так прямо? – удивился я. – Но не слишком ли это вызывающе...
Он отмахнулся:
– Здесь такое смешение имен! Кто вспомнит, что именно Самаэль подбил Адама и Еву на грехопадение?..
– За что бог, – сказал я в тон, – оторвал шесть из бывших у него двенадцати крыльев... Больно было?
Он засмеялся:
– Это иносказание. Для доступности простолюдинам. Это лишь означает, что меня из мира Брия оттеснили в мир Иецира. Он считается более низким духов ным миром, но это смотря с какой стороны поглядеть. Есть и определенные преимущества... Вы знаете, о чем я говорю, верно?
– В нижнем мире больше свободы, – предположил я. – Верно?
Он хлопнул ладонью по столу.
– Честно говоря, я не думал, что поймете! Да, все верно, чем опускаешься ниже, тем свободы, которую я так жажду, больше. И чем духовный мир выше, тем больше в нем мешающих всесторонне развиваться ограничений. Нет, это так здорово, что вы все понимаете! А я увы, одинок. Меня не понимают даже ближайшие соратники. Не видят дальше собственного носа. Они понимают свободу лишь как возможность безнаказанно задирать подол служанкам, грабить беззащитных крестьян, а то и напасть на соседа, зарезать исподтишка, а потом поиметь его жену, дочерей и даже прислугу... Ладно, это я так, жалуюсь. А как вам здесь?.. Обживаетесь? Как я понял, там у вас более совершенный и удобный для жизни мир.
– Для существования, – поправил я.
– А есть разница?
– Между жизнью и существованием?
Он расхохотался.
– Я понимаю так: если жизнь в бедности, то – существование, если в богатстве – жизнь. Разве не так?
– У нас тоже очень многие так думают, – ответил я уклончиво.
– Как много?
– Да почти все, – ответил я честно. Он довольно потер руки.
– Да, у вас я победил!..
– Но все-таки, – добавил я тихо, – не все.
– Разве у вас решает не большинство? Я ведь это ставлю своей далекой целью!
– Считайте, – сказал я, – что эта цель достигнута. Свободы у людей столько, что захлебываются, как будто стоят по шее в дерьме. И решает все действительно большинство. Но наше большинство выбирает из готовых вариантов, так как само давно уже не мыслит.
Он спросил озабоченно:
– Готовые варианты? Но ведь они вправе выбрать, что лучше?
– Они выбирают то, что слаще, – сказал я.
– Но... это же их право!
– Да, – сказал я, – это их право. Увы...
Он осушил одним долгим глотком кубок, налил еще. Глаза заблестели, спросил живо:
– А вам здесь не тяжко?
Я огляделся. Конечно, я чувствую полнейшее превосходство над людьми, что не знают пальмтопов и Инета, но не хочется соглашаться с дьяволом даже в мелочах. Даже не потому, что дьявол, я бы и ангелу возразил. Не люблю, когда подсказывают ответ.
– Это, – сказал я, – как на сборах... Ну, на пару месяцев отрывают от работы или службы и – в лагерь. На переобучение. Прибыло новое оружие, поменялась тактика, то да се... Сухой паек, спишь в палатке, а то и вовсе на земле, положив седло... тьфу, кулак под голову. Все усталые, голодные, без удобств. Но знаем – временно. Надо! Надо быть готовым к защите Родины и Сталина. Или Родины и демократии.
Он покачал головой.
– Временно? Ну-ну.
Я сразу ощетинился.
– Да, временно. Как только отыщу способ вернуться, меня здесь ничто не удержит! Или у вас есть способы?