Ричард Длинные Руки — сеньор

– За это господь скостит ему малость грехов, – предположил я. – Во всяком случае, мост теперь послужит благой… или благостной?., цели. А зачем этот мост понадобился дьяволу?

Они переглядывались, Рихтер отвел взор, то ли не знает, то ли кастовость не позволяет обращать внимание на всякие новомодные штучки вроде христианства. Гунтер кашлянул, сказал негромко:

– Я знаю. Мост дьявол построил, как ни странно, для простой крестьянской девушки… Потом выяснилось, что она была подкинутой дочерью короля и за нею уже ехали из дворца посланцы. Дьявол знал, что если она явится во дворец и примет корону, то его власти в этих краях конец, вот и усердствовал… Девушка пасла корову неподалеку, сама рвала цветы, бросала палку собачонке, что увязалась за нею, любовалась стрекозами, здесь удивительно крупные, заметили?.. Если наловить много, то можно пожарить, как кузнечиков… Так вот игралась с собачонкой, ловила бабочек, как вдруг обнаружила, что корова каким-то образом забрела на ту сторону ущелья. А здесь ущелье – сами видите!

– Да, – сказал я с интересом. – И как разрешилось дело?

– А дьявол тут как тут, – пояснил он. – Он все устроил, он же сразу же явился, вроде шел мимо, видит, девушка в слезах, убивается, говорит: я добрый волшебник, хочешь, построю мост на ту сторону? Она, понятно, говорит, хочу! Он ей отвечает, что платой будет душа первого же существа, что пройдет по мосту. Она отвечает, не задумываясь: согласна, конечно же, согласна! Тут он и построил этот мост, по которому вы так горделиво…

– И что дальше? Кинулась она к своей корове?

Он покачал головой.

– Как бы не так! Здесь крестьяне хитрые, так просто в лапы дьявола не попадаются. Девушка швырнула палку на ту сторону моста, собака помчалась за палкой.

Я кивнул:

– Да, находчивая, ничего не скажешь. Но это не все, верно?

Он грустно развел руками.

– Видишь, ваша милость уже сталкивался с дьяволом, понимает, что обхитрить трудно. Думаешь, что обхитрил, а глядь – сам угодил в его ловушку. Он собаку не взял, так как была предана своей хозяйкой, а ее все-таки ухватил и утащил в ад, ибо предавать нельзя даже собаку, не только человека.

Я подумал, снова кивнул.

– Собаку – тем более. Собака верит искренне, чисто, беззаветно. Человек и сам иной раз предаст так, что и дьявол не додумается, а собака – никогда. Стань ты из богатого последним нищим, больным и слабым – собака все равно будет тебя любить преданно и чисто. И никогда не оставит. Так что дьявол, в конечном итоге, все же работает, сам того не подозревая, на творца.

Но настроение испортилось. Я говорю правильные слова, но это относится к простым ипостасям дьявола. Когда он забирал эту красотку, предавшую собаку, он просто выполнял функции чистильщика. Так сказать, чтобы не марать руки, господь создал дьявола. Но, похоже, творец дал ему слишком много силы и власти. А сам дьявол взял ее себе еще больше, пользуясь излишним демократизмом или чем там еще, господа. Со мной встречался не этот деревенский монстр с рогами, со мной говорил Талейран высшего класса, умнейший стратег, который пальцем не шевельнет, чтобы самому тащить душу в ад, будь это душа короля или самого папы римского…

Я посмотрел на опускающееся багровое солнце, отряхнулся, глянул в зеркало. Двойник добросовестно копировал все мои движения. Я попробовал делать резкие наклоны, отворачивался, пытаясь застать его врасплох, но отражение не глючило. Довольный, пригладил волосы, выгляжу ничего, ведь если мужчина чуть красивше обезьяны – уже красавец, то я вполне, вполне, чуть ли не мистер Вселенная.

У ворот в позах римских патрициев в турецких банях – стражи, лениво бросают кости. Завидев меня, поднялись, изобразили рвение, крепкие мужички средних лет, еще не поддатые, но, судя по продувным мордам, к утру их можно будет вязать, как веники. Надо сказать Зигфриду, чтобы перекрыл канал поставки этой наркоты. Я не мусульманин, но часовых, что пьют, надо казнить сразу. Вешать прямо на воротах, чтобы все видели.

Я еще издали сделал знак, чтобы отворили дверцу. Они заколебались, но послушались, только один спросил, запинаясь:

– Ваша милость, вы… наружу?

– Да, – ответил я. – Что-то восхотелось прогуляться по мосту. Настроение такое, я поэт в глубине души… наверное. Талантливый. Самородок.

Тот же стражник спросил еще нерешительнее:

– Вас сопровождать?

– Не стоит, – ответил я, сразу услышал вздох великого облегчения, видно, шла карта. – Я же не в бой, где свистят стрелы и поют мечи в бранной… да, в бранной. Не в смысле мата, хотя, конечно, брань она и есть брань… В небе луна такая молодая, что ее без спутника и выпускать рискованно, перед такими, как вы, морды… Но вернусь скоро, так что если придется долго биться головой в ворота…

– Что вы, ваша милость! – заверили уже оба в один голос. – Глаз не сомкнем! Но панцирь для прогулки на вас больно легкий…

На мне даже не панцирь, а кираса, только они такого слова еще не знают. Панцирь и панцирь, именной панцирь, самого Арианта, того самого. Из какого металла, не знаю, но его почти я перестал замечать, одеваю, как жилетку. Зато в спину не дует.