Ричард Длинные Руки — сеньор

А сейчас солнце еще не успело закатиться, а на мне уже клубок проблем и задач, сам же я феодал, так сказать. Мечта почти каждого жителя моего времени. Всякий видит себя вот такими баронами, хозяевами замков, феодалами, хотя, казалось бы, лучше бы президентом страны… Да любой, хоть России, хоть Уганды… Нет, здесь все на виду, все вроде бы понятно. Всех видишь насквозь, это тебе не смотреть, как баран, хоть и президент, на докладную записку министра финансов, в которой тот витиевато обосновывает необходимость повысить налог с прибавочной на надбавочную с полпроцента на три четверти процента. Да и делиться властью здесь не надо ни с парламентом, ни с Конституционным Судом. Я здесь и судья, и прокурор, и вообще отец народа.

Порыскав по второму этажу, все-таки отыскал каморку, что можно приспособить под мои апартаменты. По крайней мере, поставить туда ложе. Конечно, недостает компа, Инета и даже безопасной бритвы, но уже свыкся, сейчас же на втором этаже то преимущество, что я как бы посредине замка, могу быстро и к челяди, и наверх, в завтрашний век средневековья. А завтра с утра снова пересмотрю все, составлю план замка, а то до сих пор что-то сумбурное: издали видел одно, а как прошел через ворота, то и замок втрое крупнее, и помещений больше.

Трое услужливых челядинов отыскали подходящее ложе, я проследил, как устанавливают, проверил зарешеченные окна, осмотрел стены. Сигизмунд выразил удивление, почему я даже не пытаюсь занять покои Галантлара, пришлось сделать многозначительную морду лица и прошептать насчет потайных ходов, двигающихся статуй, ловушек и прочих капканов на чужака. А здесь никто их не ставил, кому нужна простая комнатка.

Сигизмунд раскрыл рот, а Зигфрид окинул меня внимательным взглядом, сказал задумчиво:

– А ведь вы не были простым рыцарем, сэр Ричард, не были… За что вас разжаловали?

Я засмеялся:

– Сэр Зигфрид, я мог бы напыжиться и важно кивнуть, сбрехать что-нибудь, дабы снискать ваше уважение еще больше, но примите во внимание мой возраст! Разве в мои годы уже водят войска?

Он покачал головой.

– В странах, где спят на ходу, не водят. Там все подается как награда за преклонные годы. А вот в молодых землях, где все бурлит… Александр Македонский в девятнадцать лет покорил весь мир!

Я развел руками.

– Стыдно признаться, но я как раз из того мира, где войска начинают водить, когда внуки уже бегают. Правда, можно учиться, глядя на других.

Он кивнул, посмотрел на Сигизмунда многозначительно. Мол, я же говорил, что сэр Ричард если не сам генералиссимус, то из генералиссимусьей семьи, в детстве сиживал на коленях генералиссимусов и слушал о победах и способах защиты замков.

Я развел руками и отправился наверх в прямом и переносном смысле: чем выше, тем замок благороднее, дальше от простолюдинства, грубости, даже выше по эпохам – на первых этажах словно бы раннее средневековье, на средних – среднее, а на третьем то ли позднее, переходящее в рыночные отношения, то ли вообще в магию, будь она неладна, эта магия – это недонаука или наука в шелухе, а я до сих пор не знаю, откуда ток берется, почему вода мокрая и как телеграммы из Америки в Европу идут по морскому кабелю, но остаются сухими…

На втором этаже я снова попробовал заглядывать в комнаты, ощутил отчаяние. То ли с памятью моей что-то стало, то ли за время моего отсутствия произошли новые изменения. Одно успокаивало: я отчетливо видел помещения целиком, даже самые громадные, не то, что сейчас увижу на третьем, самом жутком этаже…

Весь третий этаж освещен намного лучше, чем нижние. Я бы сказал, почти как мощными электрическими лампами. Массивные светильники из зеленоватой меди дают хороший устойчивый свет, я не услышал привычный запах горелого масла, пусть даже душистого, просторный холл производит достойное впечатление, и я, тяжело вздохнув, заставил себя направиться к покоям Галатлара. Вот за этой дверью он спал, здесь отдыхал, здесь у него должно храниться самое ценное. Не случайно же эта дверь не поддается никаким уговорам. Завтра с утра пусть попробует кузнец, если и он не сможет, то дверь выставим целиком. Либо один хороший удар молотом, либо просто продолбить стену по обе стороны двери, только и делов…

Неожиданная мысль пришла в голову: что это я прусь все наверх, как люмпен, аристократы как раз в погоне за парижскими тайнами опускались на самое дно, ведь и там «человек» звучит гордо, пусть и трагически, хотя, если честно, «обезьяна» – звучит объективнее.

У выхода в донжон возле дверей сидели двое, красновато блестели под закатным солнцем доспехи. Донесся ворчливый голос Гунтера: