Ричард Длинные Руки — сеньор

– Ваша милость, а вы… не знали?

– О чем? – спросил я, чувствуя нехороший холодок вдоль спинного хребта.

– Ну, что внутри замок больше…

Я стиснул челюсти. Геометр из меня хреновый, всегда полагал по дури, что в меньшем не может помещаться большее. Дикарь.

Я повернул коня, тут только люди зашевелились, задвигались, женщины падали на колени, начался плач, ко мне протягивали руки. Кто-то называл спасителем, кто-то просил помощи. Я указал на Гунтера, конь подо мной проснулся и бодрой рысью потрусил обратно к замку. Сигизмунд догнал, молодое лицо полыхало жаром, поехал рядом.

Гунтер задержался с крестьянами, Ульман и оба стражника держатся сзади, Сигизмунд сказал с легким укором:

– Вы зря так, монсеньор…

– Ты о чем?

– Да обо всем, – сказал он на правах рыцаря, ибо все рыцари – братья по рыцарской клятве, – и повесили рыцаря зря, он всего лишь поразвлекся с простолюдинами… и золотых монет простолюдинам зря… Им и одной серебряной хватило бы.

– Мне достаются легко, – напомнил я. – Да и не осталось уже серебряных.

– Это верно, – возразил он, – но нельзя, чтобы легко доставались простому люду. Иначе работать не заставишь! Когда пропьют, явятся просить еще. Увидели, что вы щедрый…

Я буркнул раздраженно:

– А мне плевать на права человека и веселие пити. Начну по суду шариата сперва пороть, а потом вешать за пьянство. А того красноморденького не зря! Ладно, простолюдины – не люди, или пока что еще не люди, но все равно, он покусился на этих моих нелюдей, а это оскорбление мне лично.

Сигизмунд возразил:

– Но вы же взяли его в плен! Что еще? Теперь надо за выкуп…

– А он явится снова! И снова устроит то, что устроил!

За спинами сдержанно хохотнул один из стражников:

– А его снова в плен и – выкуп побольше, побольше! На этом можно заработать: ловить и выпускать. А потом увидит, что удовольствие дороговатое, и перестанет.

Я ехал молча, раздраженный уже на себя. Вообще-то они правы, так здесь и принято. Я со своими правами человека влез, как слон в оперу. Сам же не считаю простолюдинов равными людям благородного сословия, хотя эту разницу понимаю чуть иначе: для меня пьяный бомж не равен чистенькому студенту или девушке-скрипачке, тем более – крупному изобретателю или ученому. Какую бы ахинею о равенстве ни вешали мне на уши юристы, но я бросился защищать не простолюдинку, а женщину. А любая женщина выше любых сословий, ибо даже самая простая в состоянии родить как простолюдина, так и королевского сына. Причем справится с этим, вполне возможно, гораздо лучше, чем королева… И королевский сын от простолюдинки будет здоровее, умнее и вообще лучше, чем сын от анемичной, больной и сварливой королевы…

– Что сделано, то сделано, – отрубил я. – Если вор вломился в мою квартирку и начинает там ломать и грабить, я вправе… да-да, вправе!.. Причем была опасность и для моей жизни, верно?.. Даже наш куценький закон предусматривает право на самооборону. А теперь эти деревни – тоже моя квартира. У меня, можно сказать, апартаменты! Так что, ребята, вы там подумайте хорошенько, как обезопасить их, а я пока займусь самим замком. Не нравится мне, что в нем какие-то тайны. Тайны могут оказаться и ловушками, а я не хотел бы поскользнуться на ровном месте и сломать… хотя бы палец.

Сигизмунд сказал тревожно:

– Теперь придется ночную стражу удвоить. Ведь этот рыцарь, которого так вот… на дерево, сын одного из соседей. Я что-то слышал. Ульман, расскажи подробнее!

Они приотстали, разговаривали почти шепотом, чтобы не отвлекать меня от нелегких дум, но когда мы проехали в туннеле стены, а потом слезали с коней, я увидел лицо Сигизмунд а и увидел, насколько оно вытянулось и побледнело, а в глазах смятение, даже непогода. Я совершил преступление, поднял руку на собрата. Будучи рыцарем, я убил, позорно казнил другого рыцаря. Ведь рыцари уже превратились в особую наднациональную, как теперь сказали бы, корпорацию, и для них гораздо важнее корпоративный дух, чем те мелкие законы и постановления, что существуют на территориях всяких там стран.

Да и что за несерьезные страны, если границы все время меняются, земли переходят от одного короля к другому, даже целые страны переходят, зато замки остаются на тех же местах, и вот вдруг начинать враждовать с соседом лишь на том основании, что очередная ссора королей провела границу между ними, – глупо. Рыцари чувствуют себя одной наднацией, своеобразным обществом, убивать в боях собрата неприлично, непристойно. Другое дело – рыцарская сшибка с целью проверить, кто круче, кто сидит на коне устойчивее, у кого доспехи крепче, кто лучше владеет оружием… А побежденный с церемонными поклонами передает доспехи и коня победителю.

Возможно, подумал я раздраженно, именно сейчас и появилось это дурацкое «проиграть поединок», «выиграть поединок», а затем и еще хуже: «проиграть бой», «выиграть бой», от которого рукой подать вообще до кощунственного: «выиграть войну», «проиграть войну», как будто война – забава, игра, спорт, пари!

Глава 7