Ричард Длинные Руки — сеньор

– Здравствуйте, дорогие товарищи! Вы уже знаете, что Великая революция, о которой мечтало все человечество, свершилась, а прежний владелец отошел. Совсем. В связи с его кончиной мною объявлена всеобщая амнистия. Я не хочу разбираться, кто из вас пострадал безвинно, а кого надо бы сразу на виселицу за душегубство. Надеюсь, будете вести жизнь праведную и безгрешную. Говорят, справедливость – превыше всего, но тут я вчера услышал одну дикую идею… обдумал и решил, что в некоторых отдельно взятых случаях в самом деле бывает нечто и повыше справедливости… Это нечто зовется милосердием. Я ныне отпущаю вас с кроткими и смиренными словесами: идите на… гм… и не грешите. Или хотя бы не попадайтесь. Ибо все мы грешны, но не надо, чтобы об этом знали и брали с нас пример. Если все не будем попадаться, то общество вроде бы совсем безгрешное, верно?.. Если кто болен, наш лекарь вас осмотрит… если у нас есть лекарь, конечно.

Гунтер кашлянул, сказал осторожно:

– Ваша милость, можно мне слово?

– Говори, – сказал я милостиво и посмотрел поверх голов, хотя поверх великана смотреть было непросто.

– Ваша милость, ваша страшная слава убивателя Галантлара заставила этих людей сейчас втянуть языки в дальнее место, но у костра говорили всякое… Многим просто некуда идти. Хотели бы остаться, просили похлопотать за них. А что хлопотать, когда в замке не хватает людей? Дураку видно, что вон тот здоровый еще как понадобится, а ваша милость не последний дурак… наверное, хоть больше дерется молотом, а не благородным мечом. Женщинам тоже найдется работа, ваша милость!

Я смерил его подозрительным взглядом, еще бы не нашел работы для женщин, а вот насчет мужчин прав, мы с Сигизмундом и Зигфридом уменьшили численность гарнизона наполовину, надо восполнить. Да если еще сосед с родней вздумает мстить за своего ублюдка, то народу потребуется немало. К тому же эти должны чувствовать ко мне хоть какую-то благодарность.

– Хорошая идея, – признался я. – Мне в голову не пришла. Молодец, Гунтер! Хорошо, менеджментствуй и дальше. Все, кто хочет остаться, может. Да, может. Всем найдется работа, всем будут предоставлены не только кров и еда, но и жалованье, а также некоторые права, но только из числа общечеловеческих. Я твердо стою на принципе товарно-денежных отношений, так жить проще, если что – сами виноваты, так что жалованье будет, обещаю. Гунтер, выясни, кто что умеет лучше… словом, хозяйствуй. А я займусь стратегическим планированием.

На крыльцо вышла молодая женщина, волосы заплетены в косу, не замужем, спросила громким чистым голосом:

– Ваша милость, на стол подавать? А то все остынет.

В желудке голодно квакнуло, одна из кишок безобразно расталкивала других, протискиваясь поближе к желудку. Квакнуло громче, я ощутил пустоту не только в самом желудке, но и в кишечнике, после вчерашней драки много сил и калорий истрачено на заживление ран, своих и чужих.

– Подавай, – сказал я. – Сейчас иду.

– А куда подавать? – спросила она.

Я помедлил, замок для меня все еще загадка, наконец сказал мудро:

– Сама реши. Знаешь, раз проявила инициативу, то давай распоряжайся и дальше…

Она смерила меня оценивающим взглядом, я ощутил себя, как бычок на предпродажной подготовке, сообщила:

– Если вы не один, то лучше в общем зале.

– Хорошо, – ответил я легкомысленно. – Это где?

– Да в левом крыле, внизу.

В левом крыле на первом этаже тоже зал, просторный, неопрятный, все грубо и неотесанно, будто пещера каменного века, едва-едва приспособленная для жилья. Даже длинный стол, человек двадцать поместится с легкостью, на толстых обрубках, чуть ли не на пеньках, заменяющих ножки.

Я повернулся к Гунтеру, он послушно шел за мной.

– Иди за стол, обсудим, что делать дальше. Позови еще этого, как его…

– Марка? – подсказал Гунтер.

– Да, сенешаля. Он вроде бы неплохо знает замок, да и человек он с виду не самый худший на свете. Ульмана позови, надежный малый.

Гунтер не сдвинулся с места, глаза его изучали мое благородное лицо, что временами становилось то вовсе надменным, как у герцога, то лоховитым, как у пастуха. Кто еще согласится завтракать в нижнем зале за столом, предназначенным для челяди!

– А… священника?

Я задумался, поинтересовался:

– Священника? Ах да, тот толстячок, что распоряжается, как будто хозяин, а я так, не пришей кобыле хвост? Впрочем, вся церковь такова… мир для нее – строительная площадка для построения комму… царствия божьего на земле, что, собственно, правильно. Что он вообще здесь делает?

Гунтер развел руками.

– Восстанавливает церковь.

– С нею все в порядке?

Гунтер слегка смутился.

– Церковь очень старинная, ваша милость. Но службы в ней не проводились уже столетия. А этот священник раз уж пришел…

Я поморщился.