Стража бдит, едва мы выбрались из зарослей на мощеную аллею, послышался рев всевидящего Юстера.
К нам подбежали двое гвардейцев и неслышно двинулись сзади, ничему не удивляясь и ни на что не реагируя, кроме безопасности императора.
– Маркус, – сказал я шепотом, – Маркус, ты меня слышишь?.. Нет, это не проверка слуха. Можешь отпустить ту металлическую штуку, которую сейчас держишь. Да, отпусти. Заделай дыру в обшивке и пусть двигается по прежней орбите, то есть не придай ей какое-нить ускорение, а то нам только тунгусского метеорита не хватает… Хорошо, так и сделай. Я тебя люблю!
В ответ ощутил теплую волну по всему телу, что значит, он меня тоже любит и обожает, а что я уже на земле, ничуть не удивился. То ли не умеет, как мы не умеем удивляться во сне, то ли считает мои перемещения делом естественным, это же так просто.
Во дворе гуляющие придворные останавливаются и кланяются, а те, кто успел увидеть издали, спешат навстречу, выстраиваются в две шеренги и ждут с радостно-сладкими улыбками на лицах.
Дамы низко приседают, хорошая гимнастика для коленных суставов и циркуляции крови, мужчины почтительно кланяются так, что хрустят шейные позвонки. Когда вот так во дворе и во множестве, этикет позволяет обходиться без помахивания шляпами над обувью, это обязательно для индивидуальных приемов, пусть даже принимаю целую толпу.
Жанна-Антуанетта идет красиво и гордо, даже не улыбается, так ведут себя на показах мод, а еще породистые кони на плацу. Я тоже что-то вроде королевского пингвина, неспешен и полон величия, только внутри стучит тоскливая мысль, что до ступеней дворца не меньше трех сотен шагов, в следующий раз можно попытаться прямо в кабинет. Для переноса в силовом вихре любые стены не преграды, если уж проскочил через силовой щит…
Альбрехт, как почуял, вышел навстречу, когда мы с Жанной-Антуанеттой поднимались по широким мраморным ступенькам.
Под оценивающими взглядами сотен придворных он церемонно склонился, сорвал с головы шляпу и красиво взмахнул дважды над выставленным вперед носком сапога.
– Ваше императорское величество…
– Герцог, – ответил я, подумал, что «принц» прозвучало бы для наблюдающих за нами значительнее, – герцог, я вижу, вы никогда не спите даже днем, все бдите и блюдете. Это похвально, а моему величеству еще и угодно.
Он коротко поклонился:
– Все во славу вашей империи, ваше величество!
– Империя, – проговорил я, – изволит поручить вам важнейшее задание государственной важности и строгой конфиденциальности.
Он молча смотрел на меня с вопросом в глазах, только чуть скосил вправо и влево, напоминая, что когда сотни пар ушей слушают-внимают, то да, самое место для конфиденциальности.
– Ваше величество?
– Позаботьтесь о нашем имперском бренде, – велел я и слегка подтолкнул к нему Жанну-Антуанетту. – Это стратегическая ценность. Можно сказать, золотой запас империи!.. В некотором роде часть нашей казны. Я отлучусь ненадолго. Цените мое доверие!
Жанна-Антуанетта окинула его царственным взором, как высокопоставленного слугу, Альбрехт чуть поклонился ей, а у меня поинтересовался:
– Во сколько оцениваете этот золотой запас?
Я произнес строго и с достоинством:
– Герцог, я слышу в вашем еще трезвом голосе нотки мятежа. Нехорошо сразу прикидывать, кому продать и с каким дисконтом! Сказано же, это золото!.. Я бы сказал, что неоценимое сокровище, но тогда какой я император, если не могу оценить то, что мне принадлежит по местному праву?
Он спросил безучастным голосом:
– Отряд приготовить или сразу идти в жопу?
Я дернулся, сказал громко, чтобы лучше слышали любопытствующие:
– Герцог, это напраслина!.. Не так уж и часто я вас туда посылал! Не нужно инсвинировать мне нелицеприятности, не совсем достойные высокого звания… или титула?.. звездного императора!
– Так как, – напомнил он деловито и не меняя выражения лица, – насчет отряда? Не отвлекайтесь на речи, ваше величество. Здесь только я, остальных можно не считать, а с меня ваши инвективы как с гуся вода.
– Пусть люди отдыхают, – велел я. – Со здешними вольными нравами все такие натруженные, что поубивал бы из жалости.
Он молча поклонился, я с облегчением обошел их с Жанной-Антуанеттой и почти бегом поднялся по лестнице на свой этаж. Стражи в коридоре молча выпрямились, не шевеля даже головами и провожая меня только взглядами.
Я вбежал в кабинет, бросив на ходу:
– Хрурт, никого не пускать!.. И Периальду скажи!
Он ответил бодро:
– Никого! – и тут же уточнил опасливо: – Даже вас?
– Никого, – повторил я, – без исключений!
Он плотно затворил за мной двери, а я подошел к зеркалу в стене во весь рост, внимательно всмотрелся в застегнутый на мне пояс командира скайбагера. Хорош и совершенен, никому в голову не придет, что выполняет еще какие-то функции кроме поддерживания штанов и пускания пыли в глаза.
И не просто золото и драгоценные камни, а ювелирнейшее изящество, даже мне приходится напоминать себе, что под изысканностью и роскошью отделки скрываются высокие технологии.