Ричард Длинные Руки – воин Господа

– Ну, – пробормотал я неуклюже, – они такие везде росли!.. Их еще динозавры жрали. Потом динозавры уменьшились до жаб и ящериц, а этот хвощ почему-то не уменьшился…

Сигизмунд сказал звонким голосом:

– Но здесь он уцелел. Будем прорубаться?

Деревья в самом деле стоят очень плотно. Даже пешему протиснуться непросто, а уж конный повиснет, как пес на заборе. Под стеночкой не пробраться, эти хвощи долину перегородили от стены до стены, а косогора, увы, просто нет.

– Погодите, – сказал я скромно. – Слово еще не сказал мой птенчик. Не каркнул.

Они подали коней назад, я достал молот, рукоять так и вползает в пальцы, размахнулся, держа взглядом ствол дерева напротив, с удовольствием швырнул.

Воздух знакомо и даже привычно затрещал, залопотал турбулентными завихрениями, даже послышались легкие хлопки, словно в пустоты врывался воздух. На лицах Сигизмунда и даже мирного Гугола я видел восторг и страх. Никто из них не видел даже выстрела из простого гранатомета, не говоря уже о старте ракет класса «земля – воздух», так что понять их можно…

Я едва успел проследить за молотом взглядом. Мгновенно переместившись через этот десяток шагов, он со страшной силой ударил в середину ствола. Я съежился, подсознательно ожидая, что молот пролетит весь лес насквозь, эта зелень взорвется облаком теплой воды и сока, во все стороны брызнут ошметки, а молот вернется в ладонь грязный, заляпанный жижей…

Грохот раздался такой, словно молот ударился в каменную… нет, железную гору. Ствол дрогнул, накренился и медленно повалился на деревья, что стояли сзади. Разрыхлив землю, вылезли и загородили дорогу огромные безобразные корни, похожие на безглазых подземных змей, бледных и покрытых слизью.

Молот ударился в подставленную ладонь сухой и горячий настолько, что я едва не разжал в испуге пальцы.

– Да что за… – проговорил я ошалело и швырнул молот снова, в соседнее дерево. – Лупи, круши!

Молот понесся с грозным ревом, грохнулся с силой падающей с орбиты станции, отслужившей срок. Мясистый хвощ содрогнулся от макушки до упрятанных в землю корней, несколько листьев слетело, а сам ствол вывернуло с корнем. Но дерево не упало, зависло на ветвях и стволах второй линии обороны.

Я едва успел поймать молот, до того растерялся, Сигизмунд крикнул растерянно:

– Бесполезно!..

– Его милость обожает завалы, – сказал Гугол елейным голоском, но лицо оставалось серьезным, растерянным.

Сейчас эти деревья напоминали мне поставленных стоймя гусениц. Такая же нежная кожа, торчащие волоски прямо из ствола, сквозь кожу можно увидеть ганглий, перемычки, что-то схлопывающееся, шевелящееся, слабое и беспомощное.

Я посмотрел направо, там в сотне метров отсюда – каменная стена высотой со здание МГУ, посмотрел налево – в полусотне шагов начинается абсолютно гладкая каменная стена, вершина тоже едва не вспарывает нежные животики облачкам, оглянулся на заходящее солнце…

– Привал, – сообщил самое умное, что мог придумать. – Утро вечера мудренее.

Багровое солнце, непривычно огромное, опускалось за этот странный лес. Как он выжил, ума не приложу. Я бы скорее предположил, что ученые, после размораживания моратория на эксперименты с генетикой, заново возродили динозаврий хвощ, как уже при мне делали опыты с воспроизведением мамонта, созданием генетически измененных продуктов, которые не трогают вредители сельского хозяйства… Или которыми брезгают.

Стволы хвоща, подсвеченные с той стороны, налились багровым. Вид у них был по-прежнему хрупкий, беззащитный, ткни пальцем – продырявишь тонкую оболочку, а внутри лишь теплая вода.

Сигизмунд встал перед стеной хвощей, опустился на колени. Я слышал неясное бормотание, исковерканную латынь. Часто упоминались имена Христа, Богородицы и даже святого Тертуллиана.

Багровый краешек скрылся за лесом. В полной тишине со стороны странного леса послышался странный шелест, будто сто тысяч крупных муравьев проснулись и начали разгребать песок. Гугол очнулся, крякнул спросонья, слепо пошарил вокруг, пока под руку не попался пояс с его ножнами. Уже с ножом в руке поднялся, отряхнулся, как вылезающий из воды пес.

Волосы у меня на затылке зашевелились. Лес… оживал. Нет, он не двинулся прямо на нас, хватая беззащитных людей корявыми ветвями и корнями, пожирая, отрывая руки и ноги. Растопыренные ветви двигались, собирались компактнее, поднимались к вершинке, как поднимают руки пловцы, намереваясь нырнуть в воду…

– Мать, Мать… Мать святая Богородица! – вырвалось у Гугола.

– Что они… творят?

– Теперь и я верю, что это… порождения дьявола!..

Странный лес медленно уменьшался, укорачивался. Я не сразу понял, что стволы погружаются в землю, спасаясь от ночного холода. Песок трещал, скрипел, деревья перетирали его, как алмазные диски. Стволы уходили в землю медленно, словно тонули в вязком болоте или зыбучем песке.

Сигизмунд поднялся с колен, размашисто перекрестился. Лик его был просветлен, глаза сияли как звезды.

– Велика сила Господня! – произнес он со вдохновением. – Демоны не могут устоять перед мощью молитвы во имя Господа нашего! С нами Бог…