– Эй, южанин, – подходя к палатке, сказал Ястреб. – У меня сейчас одна мечта: срочно
выпить огромную порцию беспошлинного солдафонского пойла, выкурить сигаретку и
завалиться спать.
– Яяя… энто, тоже так хочу, – ответил Дюк, открывая хлипкую входную дверь палатки.
– Ой, смотри! – воскликнул Ястреб.
Дюк последовал взглядом туда, куда указывал палец Пирса. В углу, на земляном
полу их жилища, на коленях и облокотившись на свою раскладушку перед
развёрнутой Библией, сидел майор Хоббс. Он в отрешении медленно шевелил
губами, и совершенно не реагировал на внешние раздражители.– Боже мой, – воскликнул Ястреб.
– Не. Не похож, – ответил Дюк.
– Думаешь, он свихнулся?
– Не-а, – ответил Дюк. – Он – из религиозных чудиков. У нас дома таких навалом.
– Угу, у нас в Бухте тоже попадаются, – сказал Ястреб. – За ними нужно глаз держать
востро…
– Тыы… энта, сам держи, – ответил Дюк. – Мне надоест быстро.
Майор не изменил позы за всё время, которое понадобилось капитанам на
поглощение не одной, а целых двух огромных порций беспошлинного
солдафонского пойла. Он даже не среагировал, когда ужасными, громкими и
скрипучими голосами они спели всё, что были в состоянии вспомнить из
«Вперёд, Христианские Солдаты», после чего заползли в свои спальные мешки в
полном изнеможении.Когда они проснулись, на лагерь уже снова надвигалась темнота, а с машин
отгружали новых раненых. Массы окровавленных солдат продолжали поступать в
течение всей недели, а новые хирурги продолжали перевыполнять норму по
работе и выносливости. Их поведение вызвало большое уважение со стороны
коллег, правда, смешанное с чувствами неуверенности и сомнения, так как оно
не вписывалось ни в какие привычные рамки. 2
Через девять дней после появления капитанов Пирса и Форреста в
Двойном-Неразбавленном – так окрестили 4077-й местные игроки в кости,
произошли два важных события. Волны поступающих раненых утихли, в лагере
наступил штиль, и как следствие первого, распорядок в операционной
изменился: двойка стала работать в дневные смены. Такой распорядок гораздо
больше устраивал и того и другого, за исключением того, что теперь при
пробуждении и выходе на завтрак им приходилось наблюдать и обходить своего
соседа, распластавшегося в религиозном исступлении на полу возле
раскладушки.