Риф

– Ну конечно, ей нравится, – сказал старик. – Иначе зачем бы она приходила! В этом суть «Лавки Тернеров» – каждый клиент для нас как член семьи.

Сара все еще не сводила взгляда с Ли, ждала ответа.

– Вам ведь не нравится, да?

– Я бы предпочла просто Ли, – сказала Ли так тихо, словно надеялась, что старик не услышит. Но он услышал и снова нахмурился – опять этот вид человека, который пытается в уме поделить 56 на 8 и не может.

– Да бросьте вы! Всем нравятся мои прозвища!

– Вы спрашивали?

– Кого?

– Всех. Вы когда-нибудь спрашивали у людей, нравятся ли им ваши прозвища? – Сара обернулась. – Друзья, минуту внимания. Поднимите руку, кому нравятся прозвища, выдуманные мистером «всем-нравятся-мои-прозвища»?

В лавке кроме Ли и Сары было еще четыре покупателя, и все они вдруг застыли в испуге – с видом кроликов в свете фар. Одна старушка в красном пальто и зеленом беретике подняла руку.

– Так! – старик схватил сельдерей и убрал под прилавок. – Знаете что? Я отказываю вам в обслуживании, юная леди. Я не позволю хамить мне в моей же лавке. Проваливайте в свой вонючий «Старбакс», понятно? И подругу свою забирайте.

– Как скажете, – Сара прошла мимо Ли, снова окатив ее запахом парфюма. – Всего хорошего, мистер «раздаю людям дерьмовые прозвища».

Ли бросила бананы обратно в корзину и пошла за Сарой. Выходя, она услышала, как старушка в зеленом беретике говорит:

– А мне нравится, когда меня называют миссис Клубничкой. Это же мило, разве нет?

* * *

Сара стояла возле прикованного к перилам велосипеда и курила. Ли зачем-то встала рядом, словно они знакомы.

– Старый мудак, – сказал Сара, бросила сигарету на асфальт, раздавила. – Прости за это, – кивнула на лавку, – не сдержалась.

– Да не, – Ли улыбнулась. – Все правильно. Пошел он в жопу со своей «банановой девочкой».

Сара отцепила велик от перил, и они вместе пошли на юг по улице Хитт. Велик у нее был старый, похожий на худого, облезлого олененка – она катила его рядом, словно выгуливала.

– Зараза, вот так решишь с куревом завязать, начнешь жевать сельдерей, и тут же какой-то старый мудак опять выбесит. Вот как тут не закурить? Никаких нервов не хватит, – вздохнула. – Ладно, прости, забыли. Я уже почти отошла. Ты сама откуда? Я тебя раньше не видела.

– Недавно перевелась из Северной Каролины, – сказала Ли.

– О, круто, и чем занимаешься? – Ли хотела ответить, но Сара тут же ее перебила. – Кстати! Подержи-ка, – она вручила Ли руль от велосипеда, открыла рюкзак и начала рыться в нем. – Я представляю местную газету, и мы тут с ребятами собираем голоса. Я подумала, что тебе может быть интересно, – она протянула листовку, Ли пробежалась по ней глазами – это была петиция с требованием переименовать улицу Чарльза Люгера и убрать его имя с мемориальной таблички. Это была та самая студентка, которая сорвала ее лекцию год назад. Ли стоило большого труда не рассмеяться. Сара меж тем продолжала рассказывать о своей борьбе, была настойчива, обаятельна и убедительна.

– И ты уже целый год пытаешься заставить их сменить название улицы?

– Угу.

– А ты упрямая.

Она пожала плечами.

– Это часть моего исследования. Они тянут время, хотят взять измором, думают, устану и забью, – она улыбнулась, – не на ту напали. В общем, подумай, ладно? Нам нужны голоса. Если что, я обычно в четвертом корпусе. Ну или в читальном пересечемся. Бывай!

* * *

Ли быстро сориентировалась на новом месте. Жила она в северной части кампуса, как раз в пяти минутах пешком от «Лицея», читальный зал тоже был недалеко, минут десять на юг по улице Хитт, в третьем корпусе, где также располагалось отделение английской литературы. Этот корпус местные называли «Береги голову»; здание было построено еще в XIX веке, и, судя по всему, главный конструктор в процессе строительства допустил ошибку в расчетах, потому что некоторые дверные проемы были такие низкие, что люди ростом выше ста девяноста сантиметров неизменно бились головами о дверные косяки. По какой-то необъяснимой причине – Ли, честно говоря, не сильно углублялась в этот вопрос, – но за сто лет никто так и не смог или не стал исправлять дверные проемы; автором проекта числился какой-то известный в свое время архитектор из Британии – и потому спроектированные им слишком маленькие двери считались не изъяном, а «уникальной архитектурной особенностью», которая рождала среди студентов целую кучу шуток и легенд: например, говорили, что автор проекта был маленького роста, и жена ушла от него к высокому любовнику, и с тех пор он ненавидел высоких людей и мстил им всеми доступными способами – в частности, проектируя здания, которые дверными косяками били бы высоких людей по головам.