– В сумме я прожил среди кахахаси больше трех лет, выучил их язык и узнал все их обычаи. Ну, если и не все, то большую часть. Они были крайне жестоки, самое жестокое племя из всех, с кем мне доводилось столкнуться. Племена с соседних островов боялись их так сильно, что слагали легенды об их кровожадности. Но, как и у любого племени, у них были свои строгие правила. Например, они не могли убить тебя, если ты был безоружен. «Если нездешний безоружен, дай ему оружие и только тогда убей, потому что воин не может убивать безоружного». Так они говорили. Тут, конечно, был подвох. Потому что они всячески пытались обойти это табу – старались заставить чужака взять в руки хоть что-то отдаленно напоминающее оружие и только тогда убить. Табу не нарушено, зато чужак мертв. Так, например, погиб мой предшественник. Ему протянули весло и зарезали сразу же, как только он взял его в руки. А того, что был до него, убили, когда он достал из рюкзака фотоаппарат. – Гарин снова выдержал паузу. – Я думал, что смогу перехитрить их, понимаете? Думал, смогу собрать необходимые данные и уйти. Нужно только быть осторожным с табу. Но я допустил ошибку. Когда однажды я сообщил вождю, что собираюсь покинуть их, он засмеялся. «Ты выучил наш язык, – сказал он. – Наш язык принадлежит только нам. Ты не можешь забрать его с собой на Большую землю. Если попробуешь уйти, мы убьем тебя». Язык был для них такой же частной собственностью, как лук, каяк или хижина. Я оказался в западне. – Он достал сигарету, закурил. Дым у нее был голубой, сладковатый. – Я попытался сбежать, но ничего не вышло, меня схватили. И повели на риф. Риф для них был местом особым. Местом, где совершается насилие. Все дуэли и споры решались на рифе. У них в языке даже была фигура речи «уйти с рифа» – в зависимости от контекста это могло означать «вырасти, возмужать», но также «разрешить спор» и «покончить с кровопролитием». Как и любой храм, риф также был местом отправления религиозных обрядов, в том числе казней. На рифе убивали воров. Туда меня и повели – я ведь пытался украсть их язык. Рядом шел старший. Вождь. Его звали Рами-Рами. Он отрезал мне мочку уха и моей кровью у себя под глазами нарисовал еще одну пару глаз. Вторая, кровавая пара глаз нужна была для того, чтобы его личный бог мог видеть то же, что видит он, когда будет перерезать мне горло своим кинжалом. Кинжал, кстати, тоже непростой. Это был остро заточенный обломок китового ребра с нанесенными на него рунами. Вот такой. – В руках у Гарина появился короткий костяной кинжал – желтый, как собачий зуб. Он взвешивал оружие в руке, показал Тане руны. – Рами-Рами был не один. Следом за нами шли двое жрецов. Его помощники, чуть позади. На случай, если я дерну назад и снова попытаюсь убежать.
Таня обернулась и увидела их. Высокие, широкоплечие, в льняных одеждах, похожие одновременно и на пациентов клиники, и на ветхозаветных пастухов. В груди возникло неприятное, тянущее ощущение, она бросила взгляд на лес – по правую руку от нее было картофельное поле, а за ним – частокол сосен. Гарин заметил ее замешательство и замолчал, словно давал ей время, чтобы обдумать и решиться – бежать или нет.
Она услышала шум – что это за звук? Волны? Стала оглядываться.
– Вы тоже слышите, да? – сказал Гарин. – В этом месте всегда так, ветер в соснах похож на прибой. Люблю сюда приходить.
Таня смотрела на опушку, пыталась подсчитать, успеет ли – и если да, что дальше? Гарину за шестьдесят, он выглядит неплохо, и все же. А эти двое? Как быстро бегают они?
Гарин молчал, а она перебирала варианты: газовый баллончик остался в бардачке машины, в кармане – только мелочь. Если швырнуть ему в морду горсть монет, сколько секунд она выиграет?
– А ведь мне казалось, что я умнее их, что я все просчитал. Что я смогу изучить их, обхитрить – я же ученый. Не только язык, но и прошлое они считали своей собственностью. Все, что принадлежит рифу, должно остаться на рифе. Включая язык племени и их имена. – Он помолчал, затянулся. – Я изучил все их табу. И когда меня вели к месту казни, у меня уже не было выбора. Имена предков. Произнести их вслух – это одно из самых страшных табу. А я их знал. Имена. Мне удалось разговорить пару туземцев. У меня были с собой, скажем так, вещества. Алкоголь на всех влияет по-разному: кого-то клонит в сон, кого-то веселит, кому-то развязывает язык. Я знал имена их предков и полагал, что если просто подтолкну, совсем чуть-чуть, столкну их друг с другом, то у меня будет время, будет шанс убежать. Я знал, что если озвучу имена, то некоторые из них не вынесут оскорбления и убьют себя. Но какая разница, правда? Моя жизнь в обмен на их жизни. Кто думает о таких мелочах перед казнью?
Небо нервно полыхало закатом. Ландшафт впереди резко обрывался вниз. Они шли к яме. Чуть ближе и Таня поняла – это овраг. Огромный, глубокий, с крутым уклоном.