Риф

Когда становилось совсем плохо, она возвращалась в «Юность». Так назывался кинотеатр. Старое, еще конца 70-х годов, здание, настоящий памятник советскому брутализму – безумное нагромождение серых плит, кубов и плоскостей, гремучая смесь из бетона и безвкусицы. За последние 50 лет здание пережило несколько символических трансформаций: в 70-х это был Дом культуры, перед его входом у фонтана каждую осень детей посвящали в пионеры. Потом рухнул Союз, и эту бетонную громадину просто бросили – вынесли мебель, сорвали со стен деревянные облицовочные панели и оставили пустовать. Затем грохнули девяностые, заброшенный ДК стал местом, где студенты из института культуры устраивали рэйвы, а площадь вокруг «Юности» постепенно обросла пестрыми палатками, – так корма затонувшего корабля обрастает полипами и кораллами, – поверх тяжелого бетона вырос легкий, подвижный рынок. По выходным чуть свет сюда сходились люди с клетчатыми баулами и торговали кто чем – вьетнамскими «вареными» джинсами, индийскими сумками, корейской косметикой, американскими сигаретами, турецкими дубленками, польским печеньем, бразильским растворимым кофе, пиратскими видеокассетами, «фирменными» кроссовками abibas, батончиками «сникерс» и жвачками Turbo и Love is. Затем девяностые «устали и ушли», пришли нулевые, и на районе выросли сразу два торговых центра, а рынок вокруг «Юности» исчез; как будто тоже устал и ушел вслед за девяностыми. Потом явился какой-то нефтяник и выкупил эту брутальную гору бетона – говорят, «Юность» была важным для него местом, и его собственная юность была связана с бывшим ДК, и теперь он хотел воссоздать «то самое время и место», те самые восьмидесятые. Кинотеатр отреставрировали, в залах снова затрещали проекторы, а на фасаде появились постеры тех времен – рисованные, архаичные и наивные.

И хотя Таня восьмидесятые не застала – ее сознательное детство пришлось именно на начало нулевых, – кинотеатр «Юность» – эта машина чужой ностальгии – стал для нее и ее сверстников очень важным местом. В первую очередь благодаря репертуару. Крутили там только фильмы восьмидесятых: «Любовь и голуби», «Собачье сердце», «Гостья из будущего», «Узник замка Иф», «Вокзал для двоих». Именно там помимо прочего Таня впервые в жизни посмотрела «Сталкера». Ей было пятнадцать, и она мало что поняла про фильм, зато про себя поняла главное: что хочет снимать кино, создавать нечто подобное – такие же длинные, медитативные и тоскливые картины. «Сталкера» в «Юности» крутили по воскресеньям, и до того, как их семья переехала в другой район, Таня каждое воскресенье стабильно ходила смотреть, как три героя пробираются на Зону, чтобы найти комнату, в которой исполняются все желания. Фильм для нее был как медитация, успокоительное – хотя спроси ее почему, и она не смогла бы объяснить. Бывало, после очередной ссоры с матерью, проваленного экзамена или просто тяжелого дня на работе она садилась на трамвай номер шесть и ехала в «Юность», покупала билет, устраивалась в полупустом зале и забывалась – на 2 часа 43 минуты.

Естественно, о создании фильма она прочла все, что смогла найти, и после этого полюбила его еще сильнее. Особенно, конечно, впечатляющей была история о том, что первая версия фильма – тысячи метров пленки Kodak 5247 – была испорчена в 1977 году во время проявки. До сих пор неясно, кто в этом виноват – Таня перечитала все возможные теории, в том числе самую безумную, гласившую, что сам Тарковский специально саботировал проявку, потому что был недоволен результатом и не хотел, чтобы фильм вышел в таком виде.

Но самое интересное случилось после: студия уже потратила на производство кучу денег и собиралась свернуть проект, но каким-то образом Тарковскому удалось убедить партийное начальство позволить ему переснять картину целиком. Случай в истории кино небывалый. Он вновь собрал команду, сменил оператора, – место упрямого Георгия Рерберга занял более сговорчивый Андрей Княжинский, – и отправился в Эстонию – пересоздавать случайно уничтоженный во время проявки фильм.

За два года она успела посмотреть фильм больше сотни раз. Но потом ритуал прервался, с Таней много чего случилось – в основном с ней случилась взрослая жизнь: поступила и окончила пединститут, нашла работу и как-то забыла или, возможно, запретила себе думать об этом фильме. Кто бы сказал ей тогда, что в следующий раз она вспомнит о «Сталкере» спустя годы, когда мать уйдет в секту.

Однажды утром она проснулась от грохота трамвая, – что было необычно, потому что жила она довольно далеко от трамвайных путей, – и в голове вновь загремели тоскливые звуки дрезины из фильма. Она оделась, доехала до «Сокола», села в трамвай номер шесть и отправилась в «Юность», и провела в темном зале 2 часа 43 минуты, и ей настолько полегчало, что, выйдя с сеанса, она тут же купила билет на следующий. И так возобновились ее ритуальные просмотры: седьмой день, «шестой» трамвай, 2 часа 43 минуты медитативных поисков комнаты, в которой исполняются все желания.