Риф

В тот день она вряд ли смогла бы объяснить, зачем он ей нужен – это было даже не решение, а что-то другое – предчувствие. Замгенпрокурора с помощником смотрели на нее как на блаженную, думали – шутит. Но ей и правда казалось, что будет неправильно – уничтожать место, в котором произошло что-то настолько страшное. Она решила сохранить дом и придать ему смысл; и – если получится – придать смысл себе, своей жизни. Она окончательно поняла, что больше не хочет изучать лидеров религиозных культов, во всяком случае – напрямую; не хочет разговаривать с ними, копаться в их головах, составлять их профили, вообще хоть как-то соприкасаться с ними – все они были так банальны и так похожи, что уже давно сливались в ее мыслях в один размытый и скользкий образ. Гораздо больше ее беспокоили жертвы, выжившие или их родственники, те самые люди, которые на заседаниях обычно сидели, стыдливо опустив головы, боялись поднять взгляд, сломленные, разбитые, замученные; она давно наблюдала за ними и стала замечать у них признаки посттравматического расстройства. Однажды она попыталась найти в университетской библиотеке какие-то исследования о психологической помощи людям, пострадавшим от НРД. Нашла целую стопку работ о ПТСР у бывших военных, ветеранов Вьетнама, но жертвами культов, кажется, никто особо не занимался, их словно бы никто и не считал жертвами. Марта подумала, что это ее шанс, что все ее знания, весь ее многолетний опыт принесут гораздо больше пользы, если их направить на этих людей – на тех, кому не повезло; на тех, кто, возможно, даже не отдает себе отчета в том, как сильно его покалечила жизнь рядом с самозваным пророком.

И так, когда в январе 1978 года суд огласил приговор Уилбуру Патриджу и дело было закрыто, Марта Шульц выкупила дом – это было несложно, его продавали за копейки на аукционе; замгенпрокурора был прав, никто особо не горел желанием заселиться в дом с такой ужасной историей. Но Марта думала иначе – в тот год она и основала фонд «Дом Тесея».

* * *

Местные, надо сказать, давно привыкли к дому с торчащей из крыши яхтой, его тяжелая история уже никого особо не трогала – ну, было и было; со временем тревожная аура дома ослабла, он больше не ассоциировался с бойней, последние почти тридцать лет в нем располагался центр реабилитации, и теперь он словно бы покрылся налетом повседневности, местные перестали замечать его, их взгляды скользили по фасаду, но не задерживались на нем; между собой соседи называли его просто «Новый дом» или «дом Тесея» – хотя если остановить прохожего и спросить, почему именно «новый» и при чем тут Тесей, он вряд ли сможет вспомнить, скорее всего, пожмет плечами и скажет: «Ну, просто так повелось».

Ли долго не решалась подойти к дому, стояла чуть поодаль, через дорогу, разглядывала окна – со стороны, наверно, выглядела как сталкерша. Затем переборола себя, перешла улицу, взошла по ступенькам и нажала на звонок. Дверь открыла молодая девушка с роскошным афро; прищурилась, разглядывала Ли, словно пыталась вспомнить, где могла видеть ее раньше. Ли сказала, что хочет поговорить с Мартой, и девушка, не говоря ни слова, жестом показала «иди за мной». И следуя за девушкой по коридору, Ли не могла отвести взгляда от ее пружинистой и идеально симметричной прически и боролась с соблазном протянуть руку и потрогать волосы.

Марта Шульц сразу узнала Ли и, казалось, совершенно не удивилась. Ли присела на стул и хотела что-то сказать, но вместо слов произнесла лишь невнятное «эммммм» – она снова столкнулась с этим странным внутренним блоком: всякий раз, когда она думала о Гарине, у нее начинались проблемы с формулированием мыслей; было устойчивое ощущение, будто подсознание сопротивляется, не подпускает ее к воспоминаниям о годе, проведенном в Миссурийском университете.

– Все хорошо? – Марта Шульц подняла бровь.

– Я почитала о вас, – сказала Ли. – И хотела узнать: почему?

– Почему что?

– Почему вы пришли тогда? Доктор Браун позвал вас поговорить со мной. Почему именно вас?

– Я полагаю, если ты здесь, ты уже знаешь ответ.

– Да, но я никогда не была в секте.

– Хорошо. Тогда расскажи мне про Юрия Гарина.

От одного его имени по спине Ли пробежал мороз.

– Ты сейчас задержала дыхание. Ты всегда задерживаешь дыхание, когда я произношу его имя.

– Это неправда.

– Юрий Гарин, – она помолчала и повторила, – Юрий Гарин, – затем снова пауза и опять: – Юрий Гарин.

Ли стиснула зубы.

– Хватит.

– Юрий Гарин.

– Пожалуйста, хватит. Хорошо. Вы правы. Вы можете мне помочь?

* * *