Риф

По просьбе девушек он заказал еще вина, порцию коньяка, салаты, апельсины, они выпили, потом принесли шампанское, и они снова пили и снова говорили.

Разговор шел о чем угодно, и все слова, которые произносились, ему нравились, потому что когда тебе нравится женщина, а ей нравишься ты, вы оба немного глупеете, или наоборот, становитесь очень умны. И все это, в сущности, одно и то же.

— Так вы тоже в Крым, отдыхать?

— В общем да…

— И один?

— Почему же один? Вот с вами, — с улыбкой сказал он.

— Ритка, мы едем втроем! А почему Крым? Поехали в Ниццу.

— Можно и в Ниццу.

— Кстати, а у вас нет друга? Мне всегда почему-то нравились мужчины постарше…

Покачиваясь, Лера двинулась в туалет. Рита сразу пересела к Сергею и слилась с ним мягким горячим боком, и ее пальцы, длинные и сухие, сплелись с его пальцами.

Леры не было долго. Наконец она вернулась: мокрая, бледная, тяжело дышащая.

— Что с тобой?

— Ты же знаешь, мне нельзя мешать вино с… — Лера икнула, дернула головой и едва не упала.

Сергей подозвал официантку. Расплатился. Когда он доставал и отсчитывал деньги, то отметил почти бессознательно, что Рита при виде денег так же поджимает губы и становится похожей на статую, как и его бывшая жена, как и многие его женщины, с которыми у него что-то было после жены.

В темноте купе, где за полузашторенным окном мелькали летящие пятна света и кто-то храпел наверху, они уложили Леру на нижнюю полку.

Вышли, стали рядом в коридоре глазами к окну.

Ее тело было почти расслабленным, но не до конца.

Он целовал ее в мочку уха и шею, а она его, закрыв глаза, в глаза.

— Хочу тебя, — шепнул он ей в ухо.

— И я тебя…

— Может ко мне, — сказал он, зная, что это невозможно.

— К тебе далеко. Лучше у меня…

— А у тебя…

— Лера заснет, наверху наша подруга со своим парнем… Мы же и в ресторан пошли, чтобы им не мешать.

— А…

— Покурим, пока Лерка заснет?

Подрагивая от мягких толчков уверенности, он шел впереди нее. В тамбуре Рита достала сигарету. Не успела она сделать затяжку, как Сергей вытащил сигарету у нее из губ, обнял, прижал к себе и начал целовать. В тот момент, когда он обнял ее, Рита перестала быть полурасслабленной как в коридоре, вся повлажнела и стала стекать по нему и обтекать его, словно медуза. Он неистово целовал ее, задрав ее юбку, и мял ее ягодицы, а она, откинув голову, влажно дышала и сжимала пальцами его пах. Еще немного — и он, вероятно, вошел бы в нее.

Но вдруг во вспышке сознания, совпавшей с промелькнувшим в тамбурном окне каким-то ярким источником света — вероятно, проехали полустанок с домом и фонарем — Сергей увидел себя, мявшего женское тело словно тесто на засыпанном мукой столе, и его возбуждение сразу увяло, стало суетливым и мелким. Рита почувствовала, что он изменился и осторожно застыла. Простояв так без движения несколько секунд, оба почувствовали, как мрачный холод заползает в их влажные тела — особенно там, где они только что истово мяли друг друга. Секунда, и Сергей вновь продолжил страстно обнимать и целовать женщину — словно хотел доказать, что он двинулся дальше, не остался на месте.

— Я хочу тебя, — сказал он.

И тут же вспомнил, что говорил точно так же одной девчонке в шестнадцать, после прослушивания песни Битлз, в которой были такие же слова.

«И я тебя», — ответила та девчонка, и они слились друг с другом, и небесные звезды спустились, и вошли в них, и сверкали у них изнутри.

Рита же в ответ промолчала.

Не поднимая головы, она продолжала обнимать его. Но как-то иначе.

Может, в ней и было что-то мужское, но она женщина. Женщина, которая всегда чувствует, когда мужчина, берущий ее, вдруг колеблется — пусть даже это колебание длится меньше мгновенья.

— Мне что-то тоже не очень… после коньяка с шампанским… — Рита ласково отстранилась и посмотрела на него искрящимися глазами, — давай лучше… уже в Крыму.

— В Крыму?

— Ну да. Ты же едешь с нами?

— Да… Конечно еду.

— Ну вот видишь. И там я тебя так замучаю, ох! — оплетя руками его шею, Рита, закрыв глаза, звонко поцеловала его в губы.

Теперь и ее слова — про «замучаю» — прозвучали фальшиво, и он почувствовал это.

— Ну, давай, Сереженька. Завтра в шесть поезд прибывает в Симферополь. Увидимся!

— Увидимся…

Еще раз улыбнувшись, она повернулась и ушла. Какое-то время он стоял в тамбуре, курил. На душе было пусто, смешно. И как-то мелко, словно озеро, где он собирался выкупаться, оказалось маленькой лужей. От этого ощущения все в нем внутри и вокруг, и в тамбуре и за окном, казалось ненужным, неуютным. «Увидимся». Он вспомнил, что так обычно говорят при встречах в офисе, чтобы что-то вообще говорить. Сигарета горчила. Липко и холодно было внизу, там, где недавно прижимались ее горячие руки.

Он пошел в свой вагон. По дороге ощутил дурноту — и в самом деле видимо намешал алкоголь. В туалете вырвало, стало легче. Сергей умылся, постоял перед зеркалом, смотрел на свое одутловатое, морщинистое и, как ему казалось, глупое лицо. Захотелось почистить зубы, потому что чувствовал, что изо рта воняет.