РИФ («Русская» Индивидуальная Философия). Диалоги с Царством Божьим

Женщина не уважает мужчину только за бицепсы. Она его может желать сексуально, испытывать к нему страсть, но если эти бицепсы не подкреплены мудростью, она, рано или поздно, ставит на этом герое крест. Она его может бояться, но не уважать. Женщина инстинктивно тянется к мудрому, к разуму. Именно с этим она чувствует себя в безопасности. Она ищет Образ Бога, но, ни в коем случае не Его Подобие, ибо сама является таковым.

Такое же и рассеянное по всему миру еврейство. Прочитай слова Отто Вейнингера и ты узнаешь, что пишет действительно разумный, просвещенный еврей о еврействе, о его сущности.

«Ясно, что определять сущность еврейства это задача очень трудная. У еврея нет твердости, но и нет нежности, он скорее жесток и мягок. Он ни неотесан, ни тонок, ни груб, ни вежлив. Он – не царь и не вождь, но не пленник и не вассал. Чувство потрясения ему незнакомо, но ему также чуждо и равнодушие. Ничто не является для него очевидным и понятным, но он также не знает истинного удивления. У него нет ничего общего с Лоэнгрином, но нет никакого родства и с Тельрамундом, который живет и умирает с честью. Он смешен, как студент-корпорант, но он даже не настоящий филистер. Он не меланхоличен, но он и не легкомыслен от всего сердца. Так как ему чужда всякая вера, он бежит в сферу материального. Отсюда и его алчность к деньгам: здесь он ищет некоторой реальности, путем «гешефта» он хочет убедиться в наличности чего-то существующего. «Заработанные деньги» – это единственная ценность, которую он признает, как нечто действительно существующее. И тем не менее, он все же не настоящий делец: «неистинное», «несолидное» в поведении еврейского торговца есть лишь конкретное проявление в деловой сфере того же еврейского существа, которое и во всех остальных отношениях лишено внутренней тождественности».98

А вот еще, на мой взгляд, более точное его определение еврейства:

«Это является состоянием, как бы предшествовавшим бытию, вечным блужданием снаружи перед вратами реальности. Поистине, нет ничего такого, с чем мог бы себя отождествить еврей, нет той вещи, за которую он всецело отдал бы свою жизнь. Не ревнитель, а рвение отсутствует в еврее, ибо все нераздельное, все цельное ему чуждо. Простоты веры в нем нет. Он не являет собою никакого утверждения, а потому он кажется более сообразительным, чем ариец, потому он так эластично увертывается от всякого подчинения. Я повторяю: внутренняя многозначительность – абсолютно еврейская черта, простота – черта абсолютно не еврейская».99

И еще чуть-чуть от Вейнингера: