Риф Скорпион

— Просто он оказался в безвыходном положении. Легко говорить, что он сам во всем виноват, что не маленький, что знал, на что идет. Но разве он один прельстился возможностью легко и быстро разбогатеть? Так было и так будет, пока есть люди и есть деньги. Я что хочу сказать? Вначале он, может быть, даже думал, что делает это ради меня. Он любил делать мне подарки, причем дорогие.

Человек не сразу опускается до самых низких низостей. Это происходит постепенно. Вначале все было просто, потом, когда первоначальный план не удался, ситуация осложнилась, и, наконец, желание добиться своего превратилось у него в навязчивую идею. И потом этот страх! Я не могу объяснить тебе, что это за ужас, потому что человечество давно забыло это чувство, чувство, что за тобой идет охота. Это надо испытать на собственной шкуре, чтобы понять.

Конечно, тут было простое решение: отказаться от этих дурацких алмазов, рассказать Баркли, где они, и тогда от него отстали бы. Но, наверное, это легче сказать, чем сделать. Наркоману ведь тоже всего лишь нужно принять решение отказаться от наркотиков, например с нового года. К тому же где гарантия, что они не убили бы его, даже получив назад алмазы? Он ведь обокрал их.

В конце концов, он был загнан в угол и решил, что единственный способ освободиться от преследования — это заставить их поверить, что он погиб. Для убедительности ему надо было бросить меня, причем так, чтобы я тоже думала, что его нет в живых. Использовать меня как наживку, пожертвовать мной. Ты скажешь, так мог поступить только законченный мерзавец. Но нельзя забывать, что к этому времени он был уже почти сломлен. То, что вначале казалось ему детской каруселью, бешено закрутилось, как центрифуга, и он стал совсем другим, чем прежде.

Я не любила его, то есть любила, но не так, как, я знаю, это бывает. Он мне нравился, многое в нем меня просто восхищало, он очень хорошо ко мне относился, ему я была обязана всем, что имела. Но ведь это не любовь, правда? Поэтому, когда я узнала, что он сделал, точнее, хотел сделать, я могла бы просто уйти от него. Разве нет? Еще одно простое решение.

Знаешь, Билл, мой отец был ирландец, причем такой, как изображают в водевилях: маленького роста, задиристый — то и дело ввязывался в драки — и при этом ужасно милый. Он работал в доке, а чаще вовсе не работал: то поссорится с начальством в профсоюзе, то запьет, то его посадят в тюрьму за нарушение общественного спокойствия. Мы вечно сидели без денег. Я даже среднюю школу не закончила. Когда я выросла, то стала крупной, неуклюжей, вульгарной сексапильной девахой, у которой была одна дорога — на дно. Я не умела прилично разговаривать, у меня была безобразная походка и совершенно отсутствовал вкус: я не могла бы хорошо одеваться, даже если бы у меня были деньги. С Фрэнсисом я познакомилась в двадцать лет. Я тогда работала хористкой в ночном клубе. Я не умела ни танцевать, ни петь, но у меня было на что посмотреть, особенно в тех костюмах, в которых мы выступали, так что все были довольны. Or сделал мне предложение, и я вышла за него. Я понимала, что другой такой случай может и не представиться. Не часто бывает, чтобы интеллигентный, воспитанный человек с отменным вкусом влюбился в женщину, у которой нет ничего, кроме гладкой кожи да хорошей фигуры.

Он происходил из прекрасной семьи: его дед был сенатором; он был не особенно богат, но имел хорошую работу. Он был на пятнадцать лет старше меня, но это не имело значения. Он очень хорошо ко мне относился. Я, конечно, как была, так и осталась крупной сексапильной блондинкой, которая звезд с неба не хватает, но если я перестала быть такой неуклюжей, вульгарной и наглой, как в двадцать лет, то в этом исключительно его заслуга. Он учил меня всему, причем умел делать это, не задевая моих чувств и не показывая, что стыдится меня.

Понимаешь, Билл, он был по-своему добрый и заботливый. Он переменился только тогда, когда страх начал разъедать все его существо. Прежде он никогда мне не лгал. Я решила, что одну-единственную ложь можно простить. И осталась с ним.

Она замолчала и, чуть откинув голову назад, посмотрела на небо. Потом тихо сказала:

— Этим я погубила тебя.

— Нет, — сказал я. — Я бы все равно приехал, даже если бы ты позвонила. Потом, ничего не потеряно. Мы спасемся.

Она покачала головой, по-прежнему не глядя на меня.

— У меня в этом больше опыта, чем у тебя. Я знаю, нам не спастись.

Глава 14