Рифейские горы

Господин Таласий вспомнил вдруг, как долго бились каллиграфы с Его сыном, чтоб добиться такого идеального начертания каждой буквы. Кэйдар не из тех, кто способен просидеть три часа с кисточкой в руке, выписывая каждый завиток, каждый крючочек. Но научился. Теперь и читать, и смотреть приятно.

Много же он писем написал перед своим отъездом. Многое предусмотрел, со многими простился. Откуда в нём это? Эта старательная предусмотрительность. Он что, тоже чувствовал что-то? Был уверен, что не вернётся? Помчался искать собственную смерть, только бы не быть женатым?! Глупый мальчишка! Своевольный и глупый! И упрямый ко всему прочему!

В раздражении разорвал прямо пальцами шнурок на следующем письме. Развернул со стуком узкие дощечки. Прошение об усыновлении, направленное в судебную Коллегию. Ну, вот он и собрался наконец-то. Лучше поздно, чем никогда.

А ведь ты ещё ни разу не видел своего внука. И мать его — тоже. А Кэйдар привязался к ней сильно, про это ты знаешь, знаешь и про то, что он оставил её при себе, одну из всех своих девушек, нарушая этим твоё распоряжение, знаешь про их общего ребёнка.

Следующее письмо тоже было направлено в суд, Кэйдар хотел дать ей свободу, подарить вольную. Это может кое-что значить. Вспомни, кому до этого твой сын дарил свободу? Никому и никогда!

— Альвита! — крикнул управительницу. Приказал:- Рабыня! Наложница Кэйдара. Я хочу её видеть! Вместе с ребёнком… Сейчас же! Немедленно!

_____________________

Разглядывал её прямо, со спокойным любопытством, понимая, что сейчас только и заинтересовался по-настоящему любимой женщиной Кэйдара. Сколько слышал о ней от Альвиты. О дерзости её, о своеволии, о побеге. Знал о непокорном характере этой девчонки, о привязанности Кэйдара к ней тоже знал, но не видел в этом ничего плохого. До тех пор, пока не встал вопрос о женитьбе, о рождении законного Наследника рода Великих.

А она красива, эта виэлийка, красива по-настоящему и лицом, и телом. И не скажешь, что она уже рожавшая женщина, что сама кормит ребёнка. Стройная, подтянутая, достаточно высокая ростом. Такие женщины могут только улучшить кровь рода. Такой была и мать Кэйдара, вайдарка Варна. Молодая, красивая, вольнолюбивая, характерная. Они и лицами чем-то схожи. Не зря она так Кэйдару полюбилась, она на мать его похожа сильно.

А помнится, раньше ты сам выбирал женщин для своего сына, сначала более старших, более опытных, сам решал, какая будет учить его правилам любовных игр. Но сын твой уже вырос, ему не нужна ничья помощь в таких делах. И он знает толк. Умеет выбрать такую, что и тебе бы пришлась по нраву, при всех твоих запросах.

А в этой рабыне чувствуется характер, в ней угадывается царская кровь. Вон, как она держит голову, как вольно и независимо расправлены её плечи. И при этом она знает, КТО перед ней. Поэтому, как все умные женщины, скромна и покорна.

Чувствуя на себе величественно-спокойный взгляд Правителя всей Империи, Ирида стояла посреди комнаты, склонив голову, держала Тирона обеими руками, прижимала к груди. Он очень рано проснулся, поэтому сейчас, даже в незнакомой обстановке, перед чужим лицом, был сонно-ленив и тих. Кусая собственные пальцы, стиснутые в кулачок, лежал головой у матери на плече и зевал через раз.

Ладонь левой руки Ирида положила ему на затылок, одними пальцами успокаивающе ласкала мягкие завитки волос на головке своего ребёнка. Какого труда ей стоило сдерживать внутреннюю тревогу. Но вопросы всё равно не шли из головы.

Зачем Отец Воплощённый хочет видеть меня? И не одну — вместе с сыном? Что Он задумал? Отобрать моего мальчика? Сделать то, чего Кэйдар не успел? Забрать моё сокровище?! Моего ребёнка?! Моего Тирона?! Не отдам! Ни за что на свете! Лучше убейте! Только так!

Она впервые увидела Отца Воплощённого. Не каждый аэл мог этим похвастать. А уж видеть Правителя в неофициальной обстановке — тем более. Он как Правитель разочаровал её при первом взгляде. Ирида ожидала встречи с могущественным великаном, почти богом, ведь так и относились к Нему все, кого она знала. Воплощение божества, Он сиянием своего величия должен был ослепить её — никак не меньше. Но это оказался человек, простой человек, к тому же и больной тяжёлой неизлечимой болезнью.

Иссохшее лицо с выпирающими костями скул и подбородка. Глубоко запавшие в глубь глазниц глаза, очень тёмные, выразительные глаза умного волевого человека и господина. Исхудавшая до костлявости скелета фигура буквально тонула в расшитых золотом одеждах, которые, струясь сверкающим потоком, спускались до пола, закрывая и подлокотники, и ножки кресла. Ноги, удобно лежавшие на подставочке, тоже были скрыты под дорогой тканью до самых носочков мягких тапочек из овечьей шерсти.