Рифейские горы

— Но ведь ты же тоже любил… Ты знаешь, что это такое… Лидас, пожалуйста! — Айна снова попыталась поймать его за руку, слепо вытянула к нему руки с дрожащими пальцами. Такой слабой, такой отчаявшейся, умоляющей Лидас Айну ещё ни разу не видел. Куда подевалась её холодная отстранённая враждебность? Неужели она может быть и такой, твоя неприступная высокомерная красавица? Она буквально измучена своим страданием. Она никогда не любила тебя так, даже в половину такой силы не любила.

— Лидас, молю, во имя того чувства, во имя твоей прежней любви… Именем Матери заклинаю… — Айна не решилась больше приблизиться к нему, со стороны смотрела на Лидаса, а тот, ни слова больше не сказав, вышел из спальни.

* * *

Кэйдар сидел на краю ложа, исподлобья следил за ней.

Молчит. Ни слова не сказала. Обиделась. После того раза.

Усмехнулся, чуть поводя глазами.

Ирида и вправду не смотрела в его сторону, всеми силами старалась не замечать. И зачем он пришёл? Зачем он вообще сюда приходит? Ничего с твоим сыном не случится, можешь не волноваться. У него лучшая в мире нянька.

— Мы уезжаем завтра утром…

Ирида никак на эти слова не отреагировала, будто не расслышала. Ходила по комнате, укачивая мальчика.

— Я составил кое-какие документы… На усыновление… И ещё там кое-что… Их передадут на рассмотрение… — всё равно продолжил Кэйдар, выпрямляя сгорбленную спину, поднял голову, прямо взглянул на виэлийку. — Тебя вызовут в суд в ближайшие несколько дней… Ничего сложного, формальная процедура. Надеюсь, ты поймешь, что нужно будет сказать, когда тебя спросят…

Ирида продолжала заниматься своим делом: уложила Тирона в кроватку, развернула тоненькое одеяльце, в которое тот только что был завёрнут. Влажное пятно озадачило её немного, куда сильнее, чем слова господина и, тем более, его присутствие. Продолжая всё также не замечать его, прошла к жаровне, принялась развешивать на крючках, вбитых в стену, сырое одеяло.

— Ты слышала, что я сказал? — Кэйдар сидел как раз напротив, видел, как напряглась её спина. Опасается тебя, подумал с усмешкой и с непонятной горечью. Совсем не такой реакции он ждал. Не этого равнодушия и безразличия. Ждал ругани, угроз, криков, но только не этой слепоты. Оскорбительной, возмущающей.

А ведь шёл сюда с таким настроем. Помириться думал напоследок. Чтоб хоть расставаться не врагами. Нет, только не врагами! А она? Просто дар какой-то особенный — выводить из себя.

— Я знаю, что не вернусь…

И тут уж Ирида не выдержала — обернулась в ответ на эти слова так стремительно, а во взгляде — страх и удивление.

«Узнал?!! Как он узнал?! Догадался? Или марага признаться заставил? Ведь я же никому… Ни слова! Ни намёка! Откуда он знает?»

Он понял её страх по-своему: «Всё-таки ты важен ей! Вон как побледнела… Одно дело — слова, другое — на деле… Если так испугалась за тебя, значит, привязалась. А сама-то постоянно играла с тобой, дразнила, держала на расстоянии. И сейчас держит… Ну, подожди! Подожди, моя хорошая!» Выпрямился во весь свой рост, глаз с её лица не сводя.

Он ел её жадным взглядом изголодавшегося зверя. Не мог без сладкой дрожи смотреть на её губы, на этот женски округлый подбородок с упрямой ямочкой. Хотел целовать её всю: эту ямочку, эти нежные губы, заставить их быть податливыми, ласковыми, отвечающими на его поцелуи. Целовать эти мягкие волосы, каждую прядку, вдыхать их аромат, наслаждаться им. И глаза! Как хочется, чтоб и она смотрела на тебя со страстью, с обожанием, но не настороженно и с опаской.

О, это пытка! Сладкая пытка, от которой нет избавления, нет освобождения даже в руках опытных храмовых жриц. Ты пробовал, видит Бог, заменить её другими — бесполезно. В них ты ищешь её черты, её, только её!

И почему тебе кажется, что ты видишь её в последний раз? Это странное чувство, уверенность даже! Откуда оно? Неужели и вправду предсказания сбудутся, и ты погибнешь в горах? Не вернёшься домой? Если так, то ты должен хотя бы это дело довести сейчас до конца. Чтоб было потом, что вспомнить перед смертью.

Конечно, ты не увидишь её больше, даже если вернёшься с победой. Сам знаешь, почему… Она не останется здесь ни за что на свете. Поэтому действуй сейчас… Сейчас!

— Вы… Вы знаете? И всё равно поедете… — Она потерялась под этим его взглядом. А он не понял, о чём это она, и не стал уточнять, не стал терять зря время.

Приблизился к ней стремительно, положив обе руки на плечи, зашептал, глядя сверху в самые зрачки:

— Я так хотел этого… Мечтал прямо… Ты не представляешь…

А она растерялась, подалась назад, наткнувшись спиной на стену, и испугалась, моргнула несколько раз, губы сами собой разомкнулись для крика, но он не позволил ей закричать — поцеловал осторожно, будто на вкус пробуя.

Ирида толкнулась, попыталась отвернуть лицо, чувствуя его торопливые жадные губы везде: на волосах, на лбу, на веках, на щеках, на губах и на подбородке. Он не целовал — он пил её крошечными глотками, даже чуть толкаясь подбородком. И шептал, как в бреду: