Рифейские горы

— Ну и всё. Какие тогда могут быть проблемы? Главное сейчас — повода не давать. Никаких встреч, никаких связей. А то кто его знает. — Дариана усмехнулась, а потом задумалась. После долгого молчания заговорила:- Мне в подобной ситуации было куда хуже. Я, дура, думала — это любовь. Да и этот… Обещал принять меня после развода. Представляешь, какая жертва со стороны потомственного аристократа! Но потом послушался папочку. И ничего! Сейчас женат, законные детишки. Поместье на побережье. Свой корабль в порту.

— Присито́р? — догадалась Айна.

— Он самый… — Дариана опять усмехнулась. В прищуре её глаз таилась только злость — ни боли, ни страдания. — Мне самой пришлось решать все проблемы. А мой муженёк… Мы даже в одной спальне не спали больше года. От одного поцелуя в губы не забеременеешь…

А он уже шевелиться начал… На пятом месяце… И живот уже было видно… И ничего! Вытравила! Проболела, правда, долго… Но мой Атталас и не понял ничего. И до сих пор не знает…

— Ты никогда не говорила… — прошептала Айна с ужасом. А Дариана всегда казалась ей беззаботной, беспечной сластолюбкой. Вот откуда её злость к мужчинам. Она обожает влюблять их в себя, мучить, а потом бросать без всякого сожаления.

Отданная по воле отца замуж за вдовца, старинного друга семьи, Дариана жила одной лишь мечтой: дождаться похорон мужа. Все эти годы её грела мысль о наследстве. Но престарелый Атталас не спешил умирать. Постоянно жаловался на здоровье, кашлял и кряхтел, но продолжал жить. Он очень боялся быть отравленным. Всю его еду перед подачей на стол проверяли слуги. Айна всё это знала, поэтому не спешила осуждать подругу за ту жизнь, которую она ведёт. Но о сказанном сейчас слышала впервые.

— А чем гордиться? — Недобрая усмешка не сходила с губ Дарианы. — Тем более, тогда мы с тобой и не общались совсем. — Вздохнула, разглядывая рисунок на веере. — Зато теперь мне бояться нечего. Врач сказал, детей у меня больше не будет… После того раза… Поэтому, рожай, милочка, мой тебе совет. Твоему Лидасу нужен ребёнок. А нам нужен Наследник.

— Кэйдар всё равно не позволит, — заметила Айна как-то отстранённо, будто эта тема волновала её меньше всего. — Он намеревается править сам. Он для этого на всё пойдёт. К тому же он тоже ждёт наследника. Его наложница уже на седьмом месяце.

— Ну, это ещё ничего не значит, — рассмеялась Дариана. — Только Создателю решать, кто из вас будет править. У любого из вас может родиться девочка. И тогда…

— А если это будут мальчишки, решать придётся Воплощённому.

— Да. И ты уже знаешь, кому Он готов отдать предпочтение? — Дариана, напротив, всем видом своим выражала предельную заинтересованность. Ей приятно было думать о том, что она запросто может болтать вот так с будущей Правительницей, а уж в том, кто будет отдавать указы, ей сомневаться не приходилось.

— Отец всё ещё болеет. Он может заторопиться с решением. Но Кэйдару, как сыну, есть, на что рассчитывать. Зять Воплощённого — и Правитель, это будет последнее дело.

— Ну, с таким подходом тебе и думать не стоит о венце Солнцеликого. Какая-то одна наложница может тебе всё испортить. Неужели ты ничего не можешь сделать? Ты — хозяйка на этой половине Дома. Такая малость — толкнуть локтем на лестнице. Или вовремя подставить ногу…

— Дариана! Что ты предлагаешь?! Как можно? — Айна прикрыла глаза раскрытой ладонью, как будто видеть не могла недобрую улыбку на лице подруги. — Я не смогу пойти на такое… Да Создатель и так наказывает его и без моей помощи. Он и этого ребёнка не дождётся. Вот увидишь!

— Ну, знаешь… — Дариана с сожалением покачала головой. — В расчете на вмешательство Создателя можно самое лучшее время упустить. А родится — и что тогда? Жалеть всю жизнь будешь, что такую возможность упустила.

— Не буду. — Айна упрямо поджала губы, сидела, чуть наклонив голову, переубеждать её в эту минуту — только силы зря тратить.

— Ну, как знаешь. — Дариана отгородилась веером, а потом вообще отвернулась к окну.

* * *

— Айна, милая… — Лидас на секунду задержался у входа, но ей хватило одного взгляда, чтоб видеть мужа с головы до ног. Лицом всё тот же, ничто в душе не дрогнуло, а ведь так старательно все последующие за известием дни развивала в себе любовь к отсутствующему супругу. И вот он приехал — и ничего! Как ни заставляла себя, как ни убеждала, ни уговаривала, не лежит к нему сердце. Наоборот, всё в нём раздражает, а не радует. Эта его одежда пыльная, посеревший плащ, потускневшие застёжки на сандалиях. Торопился, видно, очень спешил, если в таком виде перед женой является. И это при своей кошачьей страсти к чистоплотности.

— Я сразу же выехал, как только узнал. — Лидас порывистым движением упал перед ней на колени, руку её, лежавшую в складках платья, принял так осторожно, будто чего-то хрупкого касался, прижался к кисти щекой, замер. Даже это слепое обожание раздражало Айну. Если б он так не любил, не мучился сам, было бы проще, легче изменять ему. Но сейчас ни о какой измене и речи быть не может. На время беременности лучше вообще забыть о мужчинах: о муже, о…