Рифмовщик

— Как по туннелям этим лазить в темноте? А если сверху заряд жахнет — засыплет окоп и бойца основательно.

Прохаживается он поверх окопов и выводы делает:

— Оно и так: если жахнет, то засыплет. А у вас и досками сверху накроет, словно гробиком недоделанным.

Стоят бойцы, слушают. Им-то что — приказы исполнять. Вот он и приказал: раскрыть окопчики, крыши разобрать. Конечно, ломать свое же произведение — это не очень хорошо, не душевно. Разобрали они всё это хозяйство довольно быстро — к ужину хотелось добраться вовремя. Завершили всё по-быстрому и на ужин успели. После того случая стимулы творить новизну у всех поубавились.

А всё-таки окопы копать — это вам не ерундой заниматься; работа ясная, если с умом ее делать.

Он уже минут десять стоял в центре сквера. Дама в черном не появлялась. Он задал себе вопрос:

«Зачем я сюда пришел? — и ответил сам себе: — Любопытен ты, брат-рифмовщик. Хочешь узнать, для чего понадобились твои женские стихи? Только ли это тебя сюда привело? Небось эмоцию хочешь подхватить для вдохновения, чтобы рифмовать эдак», — и он прошептал:

Любопытство — не порок.
Знаний набираться впрок
Всем алкающим полезно,
В знанье сила — всем известно.

Дама появилась неожиданно и, не говоря ни слова, удивленно посмотрела на него. Она ждала объяснений.

— Добрый вечер, — вежливо поздоровался он. — Извините, но вы в прошлый раз не ответили на мой вопрос.

— Вы меня вызвали только за этим? — спросила она.

Он не знал, что ответить, — стоял и просто молчал.

— Как же я могу доверять вам, если вы обманули меня? — посетовала она.

— Еще раз простите, — сказал он. — Я могу прочитать еще одно женское стихотворение.

На лице у нее появились сомнения: стоит ли его слушать или уйти? А он решительно, стараясь опередить ее возможный отказ, принялся читать:

— Одиночество мое,
Не бросай мое жильё
Без тебя я пропаду,
Без тебя кого найду?
В горе, в счастье ты придешь,
Ты меня не подведешь.
Ты меня не предаешь?
Что ответишь? Ты скажи,
Честно, прямо доложи:
Я права иль неправа?
Остальное — трын-трава…

Он замолчал. Она опустила голову и слушала.

— Может быть, присядем? — сказал он.

Она вскинула голову и повторила вопрос:

— Может быть, присядем? — и добавила: — Очень сыро и ветер. У вас всё?

— Нет, — ответил он и продолжил чтение:

Одиночество молчит.
Тихо-тихо — не кричит,
Не тревожит. Не стучит
Сердца пульс в моих висках.
Одиночество — не страх.
Не перечит мне оно —
С ним всегда я заодно.
Что ж, пусть будет это так:
Мне не нужен здесь чужак.
Одиночество мое
Мне милей чужих давно.
Почему же я молчу
И ему я не кричу?
А зачем? Не знаю я —
Такова судьба моя…

— Спасибо, — сказала она. — Сегодня очень холодно. Мне пора.

— Я могу еще раз позвонить? — спросил он.

— Да, только не говорите, что вы от дяди. Скажите просто: «Рифмовщик».

— Вам что-нибудь еще зарифмовать? — спросил он.

— Если хотите… Может быть, что-нибудь оптимистичное, — ответила она.

— Я постараюсь, — сказал он.

— Прощайте, — сказала она и торопливо удалилась тем же путем, что и в прошлый раз. Он смотрел ей вслед, пока ее фигура не скрылась в вокзальной арке.

«Действительно холодно, — подумал он, кутаясь в теплый шарф. — Вот-вот наступит зима, и здесь встречаться станет неудобно. А будем ли мы встречаться?»

Ответа у него он было.

* * *

Весь столик был заставлен аптечными склянками, коробками с лекарствами и прочей лечебной мелочью. Он полоскал воспаленное горло и про себя рифмовал:

«Горло у меня болит.
Я пока не инвалид.
Вот была б больна нога —
То тогда была б беда.

Горло не дает мне жить —

Как мне это пережить?
Больно мне глотать еду,
Никуда я не пойду.

Горло буду я лечить,

Ткань больную всю мочить,
То есть полоскать ее,
Чтоб скорее повезло:
Перестало там першить
И дало хоть как-то жить…»
Заверещал телефон.

— Кто сделал такой противный звук? — спросил он сам себя и вспомнил, что вчера сам же изменил вызов с мелодичного колокольчика, под который он умудрялся засыпать, на эту визжал-ку. — Алё! — прохрипел он в трубку.

— Слава богу, вы дома, — донесся до него встревоженный молодой голос хозяина. — Срочный заказ, ответственный! Вы слышите меня?

— Да, слышу, — откашлявшись, ответил он.