Рифмовщик

Пришлось приноровиться, и он чисто по интуиции сварил мало-мальски пригодную для поедания кашенцию, которую без энтузиазма потребляли погранцы. С чаем вообще без проблем: заваривай и сахар подавай по норме, а то за раз поедят всё.

Первые два дня пикетчики едой были довольны, а затем заскучали: «суп да каша — еда наша» — такая еда, без разнообразия, не радовала. На третий день он сварганил блины из муки — хоть и не очень, без молока, но, как новинка, прошли на ура. И вот наступил момент, можно сказать, переломный: подавать красную рыбу или погодить? И решил он поменять рыбу в селе на что-нибудь новенькое: «Не может же селянин однообразно питаться! У него и коровы, и свиньи, и прочая живность имеется. Продукты от них к обмену вполне пригодные».

Завернул он три большие рыбины в тряпицу и с мыслями о том, что в селе красную рыбу не ловили — холодное течение от притока мешало, — направился вниз, в село.

Надумал он дворы сельские обходить методично, то есть не абы как, а по плану — слева направо, ни одного дома не пропуская.

Торговля — процесс сложный, и психологии в ней много. Не улыбнешься вовремя или неуверенность какую-нибудь проявишь, тем более в натуральном обмене, — прогадать можешь запросто.

В первом доме его встретили не очень дружелюбно. Не хотели они рыбы соленой — а почему? Ему было непонятно. Может быть, потому, как он потом догадался, что у первого дома ночные наряды потихоньку дрова из поленницы брали, — свои дрова наверху у избушки очень уж сырые были.

Во втором доме тоже скептики рыбные обретались: предложили кружку молока за три рыбины. Обмен явно не эквивалентный, а когда он встречное предложение усилил — сало запросил, — так ему отказали. Он подумал:

«Куркули да жлобы, что ли, здесь живут? Защитников от закордонных недругов не уважают. Кружка молока за три большие рыбины — стыдно сказать кому!»

В следующих двух домах торговая обстановка не изменилась. Тут уж сомнения у него закрались: то ли он торговать не умеет, то ли сплошные вредины ему попались — не вникают в пищевые нужды погранцов местных. А может, одни древние буржуи тут остались и всю вкуснятину сами поели давно?

Наконец-то в пятом дворе тетка сочувственная попалась — большую кружку молока сразу налила и приличный шматок сала в марлечке вынесла из погреба. Молоко он сам выпил, рыбу отдал и вежливо поблагодарил нежадную тетку.

Вечером каждый пикетчик хороший кусок сала с хлебом получил. Вот и оказалось, что может наш солдат и бартером успешно заняться, если терпение и кое-какие продукты имеются.

* * *

Администратор, широко улыбаясь, лично сам проводил его в гостевую.

— Новые опции установили. Возрадуетесь, удовольствие великое получите. Вот, к примеру, сканируем ваши думки — и нате, вы уже там, — он засуетился, раскладывая разноцветные проспекты. — Вот: «Отрочество желанное». Это от двенадцати до шестнадцати. А здесь, — он указал на сине-зеленую бумажку, — «Далекое детство». Желаете окунуться в детский сад? Будьте любезны!

Клиент молчал. Он с любопытством разглядывал проспекты, а администратор не унимался:

— Можно постарше, но пока это в наладке. Бывает, заедает — и клиенты недовольны. Входят в свое тридцатилетие и — бах-трах — скатываются в детский сад. Мы это пока временно приостановили. Знаете ли, психологически человек не готов прыгать во времени туда-сюда — клиент нервничает.

— Я, пожалуй, опустился бы в детство, — неуверенно сказал он и продолжил: — Вот только опасаюсь, что сканируете какую-нибудь детскую обиду, которую я уже и подзабыл. Не хочется снова обижаться.

Администратор убрал улыбку и серьезно ответил:

— Да, это проблема, технически еще не решенная. Но наши умники предусмотрели страховку, то есть срочное возвращение. Так что риски снижены.

— А как они узнают, что мне надо срочно вернуться? — спросил он.

— Так вы сигнал подадите, и всё… — ответил администратор.

— Если всё, то наконец-то, — пошутил он.

Администратор насторожился, но уже через секунду дежурная улыбка появилась у него на лице.

— Так что? Будем заказывать или традиционно — экскурсия и, может, поход какой-нибудь?

Он несколько секунд раздумывал, а затем решительно объявил:

— Давайте детство, лет эдак в шесть.

* * *

Она сидела и смотрела на воду. Она так делала уже последние несколько недель. Просто уходила из дома, садилась на старую, обшарпанную скамейку и не отрываясь смотрела на воду в любую погоду, даже когда шел дождь. За ней приходили родственники и забирали ее домой.

Когда они с ребятами приходили на пруд, он наблюдал за ней и никак не мог понять: зачем эта женщина, уже совсем старушка, так долго смотрит на воду? Что там можно разглядеть?

Он с мальчишками, быстро окунувшись, мчался во двор большого дома, где они, занятые играми, проводили всё свободное время.

— Ну что, пацан, будешь играть? — долговязый в упор смотрел на него сверху вниз.

Он, стараясь быть уверенным, громко ответил:

— Да, буду.

— А копеечка у тебя имеется? — снова спросил долговязый.

Он разжал кулак и показал ему на ладони монету в десять копеек.