Рифмовщик

Много, много, много раз!

Наставник медленно двинулся по тротуару и, когда удалился на приличное расстояние, она справа услышала шепот:

— Ты что, в первый раз?

Она повернула голову в сторону шепота. Некрасивый парень, широко улыбаясь, смотрел на нее.

— Так хорошо кричишь, как в первый раз.

Она не знала, что ему ответить, и просто кивнула головой.

— Хочешь, я научу тебя не попадать сюда? — парень явно был из липучих. — Ты мне нравишься. Давай после этой ерунды куда-нибудь прошвырнемся?

Она не заметила, как сзади снова появился наставник. Парень с испугом прокричал вслед за ним:

Нам единым строем надо

Защитить свою страну

И от ветра, и от града —

Мы объявим всем войну!

— Ну ты везучая! — выдохнул он, когда наставник удалился.

— Ага, — сказала она, отслеживая движение наставника.

С противоположной стороны переулка донеслась ритмическая речь наставника:

Пусть наш город процветает,

Радость всюду будет здесь!

Пусть нас грусть не угнетает,

Если счастье рядом есть!

Манифестанты хором повторили лозунг.

— Улыбайся, — прошипел он ей в ухо. — В этом месте положено улыбаться, потому что счастье рядом.

Она изобразила улыбку на испуганном лице. Пошел мелкий дождь. Сырость накрыла голод. Уличные фонари сквозь водяную пыль слабо подсвечивали разноцветную толпу с плакатами. На транспаранте у парня потекли буквы — почему-то «долой» постепенно превращалось в «ой».

— У тебя получается другое слово, — тревожно сказала она.

— Мокро, — ответил он и, взглянув на ее плакат, добавил: — У тебя грязное пятно осталось.

— Плохие краски, — сказала она тихо.

— Они всегда торопятся, — парень поежился от капелек воды, затекавших ему под воротник.

Где-то совсем рядом они услышали голос наставника:

Пусть улыбки на лице

Никогда не исчезают,

Пусть уныние нигде,

Никогда нас не сломает!

Прокричав лозунг, они остались с застывшими улыбками на мокрых лицах.

— Холодно, — тихо сказала она.

— Да, — согласился он.

— Хватит здесь шептаться! — услышали они сбоку. — Рапортички на всех оформят.

Манифестанты хором прокричали:

Долой неправильное слово

И мысли, что нам всем вредят!

Не будем повторять их снова:

Враги повсюду и не спят!

Они прокричали вслед за всеми очередной лозунг.

— Можно не улыбаться, — прошептал он, видя, как она с усилием продолжает держать улыбку.

Дождь прекратился, но сырость, всепоглощающая сырость осталась. Фонари постепенно разгорались, и стало заметно светлее. Наставники размеренно выхаживали по тротуарам и продолжали свою монотонную работу. Она обратила внимание на то, что наставники, в отличие от манифестантов, оставались сухими.

— Они что, не мокнут? — она дернула парня за мокрый рукав.

— Тише ты! — ответил он. — Потом расскажу.

Она замолчала. Где-то в конце переулка послышался шум. Сначала несколько голосов, перебивая друг друга, выкрикивали лозунги, затем шум, по мере приближения к центру, перерос в постоянный гул. Все рядом стоящие участники принялись орать разные лозунги, стараясь перекричать друг друга.

Она взглянула на некрасивого парня. Тот, закатив глаза, что есть мочи выкрикивал отдельные слова из разных строчек только что озвученных лозунгов. Лицо его налилось красным цветом. Он так широко открывал рот, что ей был виден его вибрирующий маленький язычок в гортани. Она, чтобы не отстать от других, не выделяться в этой орущей толпе, принялась так же раскрывать рот, изображая кричащую во всю глотку манифестантку.

Разнотональные голоса, переходившие в хрип и визг, оглушили ее. Минут через пять всеобщего ора ей хотелось только одного — тишины. Хотелось заткнуть уши, крепко прижать их ладонями, сжавшись сесть на корточки и ждать — ждать, когда закончится это сумасшедшее мероприятие. Она мельком взглянула на некрасивого парня и с изумлением обнаружила в нём разительные перемены. Лицо его побелело, глаза открылись, он перестал кричать, и выражение его лица с ненормальновозбужденного превратилось в равнодушно-спокойное. Его пустые глаза смотрели на нее, и ей стало как-то не по себе. Она отвернулась в сторону и продолжила открывать рот вместе со всеми, делая вид, что участвует в процессе коллективного помешательства.

Она взглянула на часы — стрелки показывали ровно двенадцать, — и тут же к ней пришла мысль из какого-то древнего рассказа: «И в полночь проснулись вурдалаки и прочая нечисть». Оглянувшись вокруг, она заметила, что орущие постепенно успокаивались. Гул затихал, и через несколько минут наступила долгожданная тишина. Кто-то сзади тронул ее за плечо — она вздрогнула от неожиданности и замерла.

«Это тот, некрасивый, — подумала она. — Не надо оборачиваться. Надо сделать вид, что я не поняла, что это было».

Сделав шаг вперед, она уткнулась в чью-то широкую спину. Черная холщовая куртка была мокрая до нитки, и снова кто-то сзади тронул ее за плечо. Дальше двигаться было некуда. Она замерла на месте, стараясь затаиться, и снова почувствовала чье-то прикосновение.

«Надо обернуться, — подумала она. — Надо заставить себя обернуться».

Он не мигая смотрел на нее пустыми глазами, и его губы тихо повторяли одни и те же слова:

— Я оформлю рапортичку.